Шели. Слезы из Пепла
Шрифт:
Мы приближались к дворцу, и теперь я смотрела остекленевшим взглядом на вбитые в землю колья, на которых висели мертвые надсмотрщики. Мне не показалось — они действительно сменились потому что этих казнили. А потом увидела среди них Тана. Изувеченного, без кожного покрова, все еще живого его клевали налетевшее воронье и каждый раз, когда птицы вонзали в него клювы, он вздрагивал, а у меня по коже проходила волна дрожи и тошнота подступила к горлу.
Я замерла, чувствуя, как меня покидают последние силы. Боже! Я проклята! Аш прав! Я всеми проклята!
Те,
— Не смотрите на него, Идите, пока Аш не заметил.
Голос Тиба вывел из оцепенения, и я резко обернулась к нему.
— За что? Его-то за что? — собственный голос казался чужим.
— Вы сами знаете. За бунт.
— Почему его не убили, как и остальных? — простонала я, чувствуя, как от жалости щимит сердце, а к горлу подступает тошнота.
— Он еще не все сказал. Его вечером снимут и продолжат пытки.
— Зачем?
— Кто-то провел смертную в бараки к демонам-воинам. Вы же знаете кто это был и кого провел, не так ли? А вот он все еще не признался, и я надеюсь он не доживет до вечера, потому что тогда….
Я закрыла глаза, чувствуя, как от ярости дрожит все тело, как постепенно ненависть вытесняет даже страх.
— Как ты можешь? — прошептала я, глядя демону в глаза, — Как можешь проявлять это фальшивое беспокойство, предатель?
Тиберий нахмурился.
— Я воин Аша и всегда был предан ему.
— Ты шакал! Презренный и трусливый шакал, который допустил смерть друга и переметнулся туда, где безопаснее. Не такой жизни я хотела, не к этому я вас вела. Вы все меня предали.
— Вы вели нас в никуда! Этот мир не изменить! Аш жив! Он мой единственный повелитель!
Я горько усмехнулась.
— Лучше бы он умер!
Тиберий вздрогнул от моих слов и посмотрел на Аша. Тот даже не обернулся, словно не слышал моих слов.
И я впервые сказала это и поняла, что в глубине души так и считаю. Потому что его и так нет. Это монстр и чудовище. Самое жуткое и ужасное чудовище из всех, что населяют эту проклятую землю. Мне страшно от того что я все еще продолжаю любить его.
Выпрямила спину и гордо пошла вперед, на негнущихся ногах, чувствуя, как кружится голова.
Я видела насилие на войне, видела жестокость моих воинов, и сама была не менее жестока, но то была война, а сейчас я понимала, что здесь она никогда не заканчивается. Садизм и извращенное наслаждение чужой болью у них в крови.
И я действительно никогда бы этого не изменила. Значит все не имело смысла.
Я должна была оставаться просто рабыней или умереть там в горах Аргона, оплакивая смерть моего любимого и детей. Да, я была убита горем, но я не была растоптана и выпотрошена изнутри. У меня оставалось сердце и душа. Сейчас мне казалось, что внутри постепенно все замерзает. Я долго не выдержу среди этого Ада. Аш больше не скрывал от меня ужасы этого мира и свою натуру. Не считал нужным жалеть. Это раньше либо я была в коконе своих иллюзий, либо он избавлял меня
Меня вернули во дворец, но уже не в мою спальню, а в другое крыло, в полуподвал, где жила вся прислуга. Скорей всего мою комнату уже отдали его новой пассии. Рядом с его покоями, чтобы мог входить к ней и брать её, когда захочет. Как когда-то со мной.
Конечно условия для жизни отличались от таковых у наложниц Аша, но все же это нельзя было сравнить с тем кошмаром, который творился на заднем дворе в бараках нижних рабов. Еще одна мелкая ступень иерархии.
Здесь всем заправляла Альбина, высокая, полноватая смертная с длинными медными волосами и обильными веснушками на лиц, которое скорее было похоже на сплошное рябое пятно. Я узнала её — это та самая грубоватая баба, которая днем раньше сплетничала обо мне со своими подругами при мне же, осуждая меня. Когда Тиберий привел меня к ним, я снова увидела неприкрытую ненависть в их глазах. Они сменили несколько хозяев и уже ничего не боялись, они могли только презирать и ненавидеть, приспосабливаясь к любым условиям. Я слышала, как она недовольно ворчала, что теперь среди них будет болтаться шлюха, которая в немилости у хозяина, а значит его гнев может пасть и на них. Я понятия не имела, что она имеет ввиду и каким образом отношение Аша ко мне может навредить им, но видимо, это была лишь причина высказывать свое недовольство вслух.
Она ткнула мне в руки постельное белье и одежду, когда Тиберий оставил меня с ними и ушел. Теперь женщины осматривали меня с ног до головы, а потом Альбина усмехнулась и сказала:
— Ты худосочная оборванка, понять до сих пор не могу как так долго пробыла в его постели, чем приворожила его? Может ты ведьма?
Она обошла вокруг меня, а потом подперла пышные бока руками:
— Так вот, здесь тебе не верхние этажи, милая. Здесь вкалывают и отрабатывают каждый кусок хлеба, поняла?
— Конечно поняла, — огрызнулась я, — за кусок хлеба нужно вкалывать, пока другие отъедают зад на хозяйских харчах, имея доступ к пищевому складу.
Я видела, как покрывается красными пятнами ее лицо, она склонилась ко мне:
— Лучше не зли меня, ведьма.
— Не то что?
— Не то будешь драить только уборные и выносить помои. Работу здесь распределяю я.
— Страшно, — усмехнулась я. Ее б в бараки на заднем дворе, и она бы поняла, что такое страшно.
— С завтрашнего дня приступишь. Соринку увижу — останешься без ужина.
Ида, покажи ей комнату. Эй, белобрысая, вымоешься там и возвращайся на кухню, сегодня хоронят Лама — будет прощальная панихида, у нас много работы. Будешь увиливать нажалуюсь Тибу и узнаешь вкус плети н своей изнеженной коже.
Ида худощавая, высокая брюнетка с очень большими темными, бархатными глазами и тонкими губами. Она напоминала мне перепуганную и загнанную лань. Женщина повела меня по помещению с низкими потолками, освещая дорогу факелом.
— Ты не слушай её. Альбина неплохая. Она просто боится, что из-за тебя у нас будут неприятности.