Шелк
Шрифт:
Потому что Джули не вернется. Во всяком случае, сейчас. Ей не нужна эта развалюха. Никогда не была нужна. Мир для нее – это красивая раковина. Джули наконец нашла свою жемчужину – исполнилось ее самое заветное желание. Так и должно было случиться. Не могла же она всю жизнь только и делать, что сидеть и слушать радио!
Сдать комнату?.. Жанна прижала ко лбу телефонную трубку. Даже если кто-то захочет поселиться здесь, по условиям контракта за это придется платить. Да и кому сдать? Большинство людей придут в ужас, узнав о плачевном
То же самое и с машиной, подаренной на прощание. Какая щедрость! Вся Джули в этом поступке. Одно только «но»: Жанна не умеет водить.
«О, Джули. Я буду очень скучать по тебе, – подумала Жанна. Мысль о разлуке давила на ее душу свинцовым грузом. Уныние скоро сменится болью. – А я ведь даже не сказала до свидания. – Она закрыла глаза. – Я предала ее. У нее был такой счастливый голос, а я не сумела выдавить из себя хотя бы „вот здорово“ или „желаю удачи“. А ведь Джули, наверное, хотелось разделить со мной самые прекрасные минуты в ее жизни, как и мне – порадоваться с ней вместе букету одуванчиков».
Жанна осторожно положила трубку, словно выпустила на волю пойманного зверька. Слабое попискивание смолкло, и в комнате сразу стало тихо и темно.
– О, Джули, – сказала Жанна вслух. Но теперь это уже не имело смысла. Больше некому было ей ответить. – Что же мне делать?
Глава 6
Жанна отложила в сторону скребок, стащила шарф, закрывавший лицо от пыли, с усилием поднялась на ноги и подошла к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Потом осторожно потянулась. Онемевшие суставы захрустели. Первый раз в жизни у нее так ломило тело. Грязь, копоть и пыль от штукатурки, казалось, проникли внутрь, до самых костей.
– Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы содрали бы всю обшивку и заменили на новую, – посоветовал чиновник из градостроительного управления. Пытаться отскрести от сосновой обшивки старую краску и голубиный помет, копившийся десятилетиями, было безумием. – Пустая трата сил. Посмотрите: дерево буквально вросло в кирпич. Это до добра не доведет.
Да, от такого человека нечего ждать поддержки. Отчаянные попытки Жанны сохранить старый дом он считал блажью, романтическими бреднями, чем-то вроде кампании в защиту китов.
Но иногда бывали и приятные сюрпризы.
После трех недель напряженного труда Жанна стала относиться к строителю ее любимого дома №3 на Роуз-Элли как к давнему знакомому. Славному, но не очень надежному. Вложив кучу денег и усилий в отделку фасада с прелестными сводчатыми окнами и дверьми, он махнул рукой на все остальное. И вот теперь, по словам муниципального инспектора, фундамент того и гляди мог разрушиться.
– Дом был рассчитан лет на сто самое большее, – мрачно заявил он, отряхиваясь от пыли.
Инспектор откровенно игнорировал тот факт, что вопреки всему дом простоял гораздо дольше, и это объяснялось либо чудом, либо… ошибкой в его расчетах. Он даже пригрозил: Жанне, мол, очень повезет, если ночью на нее не рухнет крыша. Ну и пусть, подумала она. Особенно если это произойдет в марте, когда истечет срок, объявленный муниципалитетом.
Несмотря на многочисленные препятствия, задержки и новые проблемы, решимость Жанны довести дело до конца росла. Забавно, но она старалась и ради Джули, которая, возможно, не собиралась возвращаться сюда. И все же… Ее любовь и вера в Жанну была хорошей опорой – крепче любого цемента.
Дружить – значит совершенствоваться, стараться проявить себя с лучшей стороны. Дружба – это труд, а вовсе не уютное убежище для двоих. Надо расти, тянуться к свету. Она научилась этому у Джули и уже никогда не забудет. Без Джули не было бы дома. И возможно, самой Жанны тоже.
С этой мыслью Жанна вставала на рассвете и ложилась спать поздно ночью. Иногда, в свободные минуты, она замечала, что еда ее больше не интересует: голова была занята ремонтом и мыслями о стремительно пухнувшей пачке счетов.
Жанна поморщилась, услышав оглушительный грохот. Ее драгоценные кирпичи трясутся сейчас, как гофрированные нижние юбки какой-нибудь старушки. Строители, которых она наняла, чтобы сделать водонепроницаемую кладку, превратили их с Джули укромный уголок в развалины. В подвале было полно мусора, в воздухе стояло облако пыли, а прямо под каменными плитами пола, к ужасу Жанны, обнаружилась лондонская глина. И она перестала ходить туда. Невыносимо видеть эту разруху и думать о том, как расплачиваться с рабочими.
Жанна посмотрела на свои руки – потрескавшиеся, покрытые мозолями, с поломанными ногтями. Сможет ли она когда-нибудь снова шить? Девушка старалась отремонтировать дом, не прибегая лишний раз к посторонней помощи. Но как быть со сроком, обозначенным в контракте? Ванную и туалет еще не оборудовали, электричество не провели. Водопровод и электропроводка – вещи загадочные, почерпнутой из книг информацией тут не обойтись. А специалистам надо платить. К вечеру будущее всякий раз казалось ей темным, неуклонно сужающимся тоннелем, сплошь выстланным двадцатифунтовыми банкнотами.
Но Жанна страстно любила свой дом – несмотря на смертельную усталость и вечный страх перед будущим. А вдруг ей не суждено сидеть в обшитой деревом гостиной и спать в спальне, где на стенах нарисованы ивы? По вечерам, когда становилось уже слишком темно, чтобы работать, она бродила по окрестным пустырям и находила то затейливую доску для своей сломанной двери, то потемневшие ручки, которые можно начистить до ослепительного блеска. По ночам ей снились стены, обитые парчой, позолоченные лепные украшения, а просыпалась она на своей убогой раскладушке, под одеялом, припорошенным толстым слоем пыли двухсотлетней давности.