Шелковые шпоры
Шрифт:
– Ты лжешь! – Карие глаза Хармони вспыхнули от гнева. – Вспомни о работницах «свитшопа», жизнь которых ты превратил в ад и не пошевелил пальцем, чтобы облегчить ее!
Торнбулл шумно выдохнул:
– Я даю людям работу, выпускаю товары для общества. Ты не понимаешь, какой я важный и нужный человек.
Хармони шагнула к нему. Все ее тело дышало угрозой.
– Я хорошо знаю, что ты за человек. Сейчас ты можешь спасти свою поганую шкуру только одним образом.
Торнбулл упал на колени, уперся лбом в землю у ее ног и прижал руки к груди:
– Назови цену. Какую угодно. Пожалуйста, не убивай меня. Я заплачу…
Тор пнул его:
– Встать!
– Все! – Голос Торнбулла заглушили рыдания и вопли. – Я сделаю все, что вы хотите!
– Ты поедешь со мной в Чикаго, сам пойдешь в полицию и заявишь, что мы с девочками непричастны к этому пожару. Мы такие же невинные жертвы его, которым посчастливилось уцелеть. Потом ты скажешь им, что дверь была заперта по твоему приказу и что ты согласен нести ответственность за пожар на забитой людьми фабрике, которой ты владеешь и управляешь.
Торнбулл прекратил рыдать и с ужасом посмотрел на нее снизу вверх.
– А если у тебя есть другие фабрики, ты изменишь на них порядки и внедришь новые, выгодные рабочим.
Торнбулл поднес руки к подбородку.
– Пожалуйста… Я озолочу вас обоих. Вам хватит этого до конца жизни. Я даже дам денег этим девочкам. Все, что хотите! Я прошу только об одном: возьмите деньги и уезжайте на Запад.
– Не то у тебя положение, чтобы о чем-то просить. – Тор ткнул Торнбулла носком ботинка.
– Подумай об этом. Деньги! – Он повернулся к Тору. – Женщины, выпивка, власть на всю оставшуюся жизнь! Разве ты не стремишься к этому?
– Нет, – с омерзением покачал головой Тор.
Торнбулл снова обернулся к Хармони:
– Разве не из-за этого ты грабила дилижансы и поезда? Разве тебе не нужны деньги? Чего же ты хочешь от меня? Деньги – это все!
– Нет, не все.
– Как ты смеешь спорить? Сам Рассел Эйч Конуэлл, министр по делам церкви, который прочитал шесть тысяч проповедей – шесть тысяч! – говорит, что наш долг быть богатыми. Ты не можешь спорить с Господом!
– А ты? – саркастически бросила Хармони.
– Я знаю, тебе нужны деньги, очень нужны. Я дам тебе столько, сколько нужно, чтобы стать богатой и знатной леди. Ты сможешь сидеть за одним столом со сливками общества.
– Когда я работала на твоей фабрике, мне вообще не на что было есть, а теперь ты хочешь, чтобы я села за один стол с акулами вроде тебя? – Она покачала головой. – Нет уж, благодарю покорно!
– Никто не отворачивается от денег, – недоверчиво посмотрел на нее Торнбулл. – И нет человека, которого нельзя было бы купить.
– Айшем Торнбулл, ты готов продать все на свете, даже собственную душу, но я не продаюсь. И мои друзья тоже. – Хармони стиснула винтовку. – Тор, у тебя еще цел тот ремень?
– Да, – ответил он, вынимая из кармана моток.
– Свяжи-ка ему руки за спиной, да покрепче!
– Подождите! – Торнбулл вскочил и снова поднял руки вверх. – Значит, денег вы не хотите?
– Я сказала тебе, чего я хочу, – подалась вперед Хармони. – Что ты предпочитаешь: навеки успокоиться в этой лаве или вернуться в Чикаго и предстать перед судом?
Торнбулл побелел, несколько раз судорожно вздохнул, оглянулся на трупы телохранителей, а затем посмотрел на Тора и Хармони.
– Я привык иметь дело с разумными людьми. Деньги любят все, и каждый, у кого есть голова на плечах, знает это.
Хармони зарычала от злости, и Торнбулл тут же сдался.
– Хорошо. Вези меня в Чикаго. Я пойду в полицию и скажу им все, что ты хочешь. – Он расправил плечи и бросил на нее пренебрежительный взгляд. – Но помни: я, Айшем Торнбулл, член высшего чикагского общества. А ты, моя дорогая, всего лишь рядовая фабричная работница и преступница, за голову которой объявлена награда. На самом деле ты меньше, чем ничто.
– Врешь! – Тор шагнул вперед, сгреб Торнбулла за лацканы пиджака, одной рукой поднял его в воздух и заглянул в глаза. – Ты, Айшем Торнбулл, убийца. А Хармони Харпер – ангел мщения.
Глаза Торнбулла от страха вылезли на лоб.
– И жизнь твоя стоит ровно столько, во сколько ее оценит Хармони Харпер.
– Я скажу, сколько стоит его жизнь. – Девушка передернула затвор. – Она стоит веревки палача. Ни больше, ни меньше.
ЧАСТЬ IV
Молот из солнца и луны
22
Хармони сидела на грязном полу дешевой комнаты многоквартирного доходного дома чикагского Саус-Сайда. Она подтянула колени к подбородку и нахохлилась. Более мерзкого жилья в городе не было, но бездомным бродягам обитающим на улице, ночующим в полиции или, если повезет, на вокзале, приходилось еще хуже.
Жить в трущобах было совсем не дешево, но иммигранты, в основном населявшие такие дома, этого не знали. Они нанимали то жилье, которое им предлагали, и держались за него до тех пор, пока их не выселяли силой. Слишком много народу разбогатело на эксплуатации этих трущоб. Гангстеры знали цену всему на свете, но ничего не ценили.
Короли бандитов. Главари чикагской мафии. Акулы. Она носом чуяла их вонь так же явственно, как въевшийся в стены, пропитавший все здание запах вареной капусты Девушка выглянула в единственное окно однокомнатное квартиры. Штопаное-перештопаное белье висело на веревках, протянутых между окнами и крест-накрест пересекавших пространство, зажатое в грязных кирпичных стенах и именовавшееся пышным словом – «двор». Она вспомнила, что у жителей трущоб не было в обычае мыться по понедельникам. Бедняки мылись каждый день, потому что раз в неделю менять белье им было не по карману.
Хармони взглянула на небо. Цвет его определить было невозможно: воздух пропитался сажей и копотью, летевшей из труб соседних фабрик. У обитателей трущоб не было выбора: из-за недостатка средств на разъезды им приходилось жить поблизости от места работы. Через тонкие стены доносился плач грудных младенцев, хныканье детей, разговоры мужчин и женщин, иногда крики, звуки ударов, ругань и стук швейных машинок.
Таков был Чикаго, который она слишком хорошо знала. И ненавидела. Она поглядела направо. Мстительная усмешка искривила ее губы. Она приволокла Торнбулла сюда, в самую сердцевину мира, который он вскормил и вспоил. Он лежал на полу, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Девушка отвернулась, не в силах смотреть на своего живого и здорового врага.