Шепот стрекоз (сборник)
Шрифт:
а
ура (с ударением на первый слог) она взяла отнюдь не из числа европейских. А о существовании некогда Петрарки, прославившего в стихах свою возлюбленную, она, скорей всего, и не подозревала. Она его составила, как сама призналась, по принципу полушутливой значимости: «ла-ла» (что значит, много языком болтает) плюс «аура» (эзотерическое – тонкая невидимая субстанция, излучаемая телом), сначала хотела
Лалаура
, но нет, чересчур претенциозно и не звучит, и у неё хватило ума опустить две лишних буквы, дабы не выставлять себя на посмешище. И она остановилась на Лауре. Лаура – излучающая общительность. И действительно, она её излучала повсеместно и весьма обильно. И полуанекдотическое «Лалаура» было бы гораздо
– Я присоседюсь к вам, – она не спросила, она поставила его перед фактом и с грохотом выдвинула пустующий стул. При этом голос её прозвучал не грубо, а с глубоким бархатистым оттенком и с налётом едва заметной иронии. И, казалось, несколько противоречил её манерам.
Он поморщился, однако кивнул утвердительно.
– Готовят здесь отвратительно! Каждый раз у меня изжога. А у вас?
Он пожал плечами.
– Лучше всё-таки питаться дома. Вы согласны? – она неожиданно громко рассмеялась, пристально его разглядывая.
Он растерянно повёл бровями.
– Увы, мы не дома.
– Лук в этой столовке всегда пережаренный и горчит, как лежалая редька. Они думают, для нервнобольных и так сойдёт. А картофельное пюре (последний слог она произнесла, смягчив согласную) всегда почему-то синее, как будто туда добавляют синильной кислоты, – она снова рассмеялась. И хотя смех был не к месту, он не показался ему отвратительным. – Вы согласны?
«Что-нибудь одно: или издевается надо мной, или клеится», – подумал он и, не желая вступать в дискуссию по столь нелепому поводу с ещё более нелепыми выводами, ответил неопределённо:
– Да, бывает синеватая.
– А я хорошо готовлю. Пальчики оближете. Вы любите облизывать пальчики? Я обожаю, – последнюю фразу она произнесла вкрадчиво и одарила его многозначительным взглядом.
Он посмотрел на неё, как на сумасшедшую.
– Любите, по глазам вижу. И если у нас с вами получится, будете облизывать три раза на дню. Я стану для вас готовить. Вы согласны?
Она вперилась в него своим зелёным взглядом, как вилами в стог сена. У него участилось дыхание. Он не знал, как себя вести. Тембр её голоса непонятно каким образом волновал его изнутри, а смех, казалось бы совершенно дурацкий, был притягателен, как пение сирен для Одиссея. Он ещё никогда не встречал женщины, которая исподволь, чем-то глубинным, влекла его к себе, а, между тем, манерами связывала, и его дневное сознание настойчиво говорило: не обольщайся, это не для тебя, отвергни. И он, ставши рассудительным с годами, прислушался ко второму, проигнорировал, жевал, глядя в окно, словно его никто ни о чём не спрашивал. Возможно, его молчание даст ей понять, что он не намерен обсуждать это, и она проглотит свой смехотворный бред вместе с завтраком.
Но Лаура не желала глотать, она вожделела извергать. Её следую-щий вопрос был бесстыдно прямой, в обход всех приличий, обычно соблюдаемых при первом знакомстве.
– У вас есть
кого
… на законном основании? – она красноречиво поиграла глазами и постучала вилкой по дну тарелки.
– Что? – Он не сразу понял.
– Я хотела сказать, вы женаты?
Он конфузливо передёрнул плечами.
– Почему вы спрашиваете?
– Ох-ох, какой вы таинственный! – она опять рассмеялась, а её малиновые губы сложились в сюсюкающую розочку, словно она разговаривала с малышом из детского сада. – Вы прекрасно понимаете, почему. Вы – баскетболист, я – корзина. Бросайте свой мячик, я поймаю.
Он почувствовал, что краснеет, но взял волю в кулак и перевёл минутное замешательство в показную суровость, дал понять, что он уже перешёл в старшую группу и кое-что понимает в жизни.
– Я не играю в баскетбол, – сказал он, сцепив зубы. – Если вы не слепы, у меня ноги…
Лауру это нисколько не смутило. Она продолжала извергать.
– Не имеет роли! Вам не придётся прыгать, я сама подставлюсь. У меня это ловко получается. Со мной не промажете. Только последнее время тренироваться не с кем. Все мои баскетболисты предпочли уйти на скамью запасных. Приморились, бедняги! А я простаиваю и теряю форму, – она опять рассмеялась, словно изрекла нечто невесть смешное, но вдруг посерьёзнела, склонила голову в его сторону и почти прошептала: – Соглашайтесь, не пожалеете. Скажу вам честно, я люблю мужчин только положительных. Положишь его и делай с ним, что хочешь…
И тут она перешла ту грань, за которой его неосознанное влечение к ней мгновенно улетучилось – тряхнула своей крашеной гривой и откровенно заржала, запрокинув голову и выставив напоказ крупные зубы, как деревенская кобыла, выпущенная из конюшни и завидевшая на воле жеребца. И назревавший соблазн, как рукой сняло. Это было невыносимо. Он только-только начинал есть, но у него мгновенно пропал аппетит. Он огляделся – никто и головы не повернул в их сторону, все сидели, уткнувшись в свои тарелки и старательно жевали, как будто им поступил приказ свыше «на на кого не оглядываться!» Кроме Дианы, с которой он вчера познакомился. На её лице проступало подавленное беспокойство.
На следующий день, в обед, Лаура снова подсела к нему, уже на правах старой знакомки. И со свойственной ей бесцеремонностью начала рассказывать о себе, о своей стародавней мечте встретить мужчину достойного её природной потребности, и о том, что её мечта вот-вот сбудется, поскольку она его уже нашла – тьфу-тьфу! чтоб не сглазить – и под финал открыла карты, предложила себя в бессрочное пользование для оказания сексуальных услуг всевозможного профиля (так она выразилась).
Он отодвинул от себя тарелку, отъехал от стола.
– Извините, я…
– Куда же вы? Это бестактно. Я ещё не договорила. Отвечаю на ваш вчерашний вопрос по поводу моего интереса к вашей женатости. Потому что, если вы абсолютно женаты, с вами связываться бесполезно. А если холостой или женатый наполовину, или даже на три четверти, есть шанс за вас побороться. Что вы на меня так смотрите? – она говорила и смеялась одновременно. – С вами теперь никто не станет связываться, а я готова. Всё очень просто. Я человек без комплексов. И вас к тому призываю. Будьте мужчиной. Как приспичит, дайте знать. Надеюсь, у вас только ноги не стоят?
Он резко крутанул коляску и стремительно, сшибая на ходу стулья, покатился к выходу. Она рассмеялась и прокричала вслед:
– Потом сам прикатишь! Импотент!
От ужина в этот день он отказался, а соседу по комнате – крепкий мужик с обильной татуировкой на теле серьёзная защита – наказал: в случае, если заявится сюда такая-то (её все знали в лицо), чтобы гнал её в шею и без разговора. Гудрон заверил его знаками, что в палату ей не прорваться, вмиг закатает в асфальт, и сделал при этом такое свирепое лицо, что он поспешил добавить, чётко выговаривая слова: только убивать не надо, это не заказ, а просьба. Гудрон показал руками, что очень хорошо его понял и всё сделает, как надо, и тут же снова надел наушники – он всегда был при плеере и в наушниках.