Шепот звезд
Шрифт:
Иногда Серафимовне хотелось взять что-нибудь тяжелое - хотя бы огромную бронзовую пепельницу, полную вымазанных жирной помадой окурков, и ударить старуху по башке, чтобы заткнула свою страшную, почему-то с черным небом пасть. Ну зачем кому-то знать, что покойный красавчик Витек был голубым? И был ли? Умер человек - чего теперь цеплять его?
– Зачем вам все это?
– иногда вопрошала Серафимовна после очередного рассказа об интимной жизни знаменитости или просто знакомого.
– Профессиональное любопытство, - отвечала Сонька с мнимо виноватой улыбкой и разводила руками.
Но если Сонька не приходила, Серафимовна скучала.
Сонька явилась, как всегда, без предупреждения.
– Проходила мимо, дай, думаю, зайду. Отыскался наш Иоанн Златоуст? Сонька была чем-то радостно возбуждена, насмешлива и словно готовилась выложить какую-то страшную или смешную тайну. Серафимовна насторожилась.
– Не знаю, что и думать, - ответила она, испытывая странное беспокойство.
– Что с тобой, милочка?
– Со мной ничего.
– Не лги. Ты дрожишь. С чего бы это?
– Сонька стала поглаживать Серафимовну по плечу.
– Ушел наш герой к Ольге Васильевне. Не грусти. На него всегда бабы вешались гроздьями.
Сонька безотрывно, с фальшивым сочувствием пялилась на подругу своими черными, но начавшими рыжеть глазами, а сама едва сдерживала смех.
– Не переживай особо сильно, - перешла она на интимный шепот.
– Теперь я догадываюсь, в чем дело. В тот еще раз, как ушла от тебя: по дороге догадалась. Ведь он сбежал из-за тебя?
Серафимовна кивнула.
– Я виновата. Не думала, что он к... этому отнесется так.
– С ним такое случается, - подхватила радостно Сонька, по-своему истолковывая раскаяние подруги.
– Не расстраивайся. И не дрожи. Подумаешь!
– Я виновата.
– Ну, ты прямо как Федра из одноименной драмы Расина, которая борется со своей страстью и вся дрожит. А чего бороться? Лучше отдаться ей, как волнам, и получить свое удовольствие. Ты обратила внимание, что все великие пьесы строятся на будто бы противоестественных, а точнее, незаконных страстях? Без страсти нет и пьесы. А что, как сама понимаешь, противоестественного в том, что Федра, молодая баба, влюбилась в своего пасынка? Пасынок-то был не мальчик, а здоровый бугай, по-нынешнему качок.
– Что вы плетете? При чем тут какая-то Федра?
– обиделась Серафимовна, не понимая, куда клонит Сонька.
– Кто тут Федра? Я, что ли? И мой свекор не молодой бугай, а пожилой.
– Я говорю о мировых трагедиях, милочка. Или вот из Библии. Жена Потифара пытается утянуть в койку красавчика Иосифа. А он не может обесчестить хозяина, которого по-своему уважает, то есть Потифара. Предполагаю, что ему эта баба попросту не понравилась, а то бы он забыл о чести хозяина. Мужички таковы. Если ты заберешься, скажем, в койку, тебя не отвергнут... А жена Потифара, сука такая, настучала мужу, что Иоська будто бы хотел ее...
– Я не настучу, - сказала Серафимовна, думая при этом о Валюхе и ее муже.
– Да, ты хорошая, ты не настучишь. Ты... свое получишь и промолчишь.
– Что вы плетете?
– Я? О пьесах, как сама понимаешь. Все в них строится на этом самом деле... Возьми Эдипа - с мамкой согрешил; возьми праведника Лота - с дочками предался утехам. Кстати, Иван Ильич не проболтается: даже под пытками от него не пойдет сплетня. Он - Иосиф Прекрасный. Жены друзей на него, как сама понимаешь, вешались, а потом стучали на него мужьям. И ты, как жена Потифара...
– Сонька, ты с ума сошла!
– Серафимовна, наверное, впервые так вольно обратилась к старшей подруге, которую явно понесло.
Но и Соньке не понравилось такое обращение.
– Нет, это ты сошла с ума! Впрочем, не ты первая, не ты последняя. И я это даже приветствую. Надежно, выгодно, удобно - с отцом и с сыном. И не подлежит размножению, то есть разглашению.
Серафимовна потянулась к бронзовой пепельнице, но вовремя сообразила, что дело запахло, как сказала б Сонька, сюжетом для пьесы, достойной Расина. Ведь в случае скандала может случиться такое... такое... И тогда придется перебираться к мамочке в коммуналку, где пьяный сосед каждую ночь ловит чертей и мочится мимо унитаза.
– Он с Валюхой...
– сказала Серафимовна и от избытка чувств заревела.Пьяная, залезла к нему в койку. Что ему оставалось делать?
– Да? А я уж подумала, что он, глядя на твои крепенькие ножки, которые ты охотно демонстрируешь, потерял, как и его родная партия, ум, честь и совесть. А ты дала ему достойный отпор, чтоб руки не распускал.
– Не давала я отпора!
– Он от расстройства ушел - испугался, что ты настучишь Коле об его намерении пойти в снохачи. Но Коля не так простодушен, как Потифар, он не поверит этому, даже если бы ты на самом деле забралась в койку к Иосифу Прекрасному.
У Серафимовны голова закружилась от литературных героев, а точнее, героев навыворот, и она сорвалась на визг:
– Не я спала, черт вас дери! Он спал с Валюхой!
– И с Валюхой. Ничего особенного.
– Не знаю, чего вы добиваетесь? Что вам надо?
– Успокойся, милочка. Я пошутила. Ведь я - человек, причастный к литературе. И мне интересно порассуждать о великих драмах и о жизни, которая предоставляет писателю сюжеты, которые не придумаешь... Чего уставилась как на новые ворота?
Серафимовна глядела на Соньку во все глаза и никак не могла сообразить, что произошло с ее старой подругой? Желтая, морщинистая, как груша в компоте, и дерганая бабка превратилась в молодую... то есть не то чтобы молодую, но все-таки женщину - веселую и румяную. Неужели подкрасилась? Вроде бы нет.
Сонька держалась так, словно выиграла какое-то запутанное дело или даже сражение. Говорят, иные полководцы очень молодеют (Наполеон) при виде льющейся крови и заболевают при отсутствии ее. Серафимовна, в противовес помолодевшей Соньке, чувствовала себя как после болезни.