Шестьдесят рассказов
Шрифт:
В следующее мгновение крики стали громче, толпа перемахнула через бортик фонтана и ринулась в воду. В общей свалке ничего нельзя было разобрать. Когда человеческий клубок выкатился на площадь, Антонио снова увидел Анну: ее крепко держали за руки и колотили несколько женщин. На сером, измазанном грязью лице застыло отчаяние, волосы спутались. Антонио не мог определить, плакала она или кричала — все перекрывало рычание толпы. Анна спотыкалась, когда ее били и толкали. Но держали ее крепко, скрутив за спиной руки, и куда-то вели.
Антонио
Полицейских он встретил в аллее парка. Привлеченные шумом, они шли выяснять, в чем дело, но не очень-то спешили.
— Пожалуйста, скорее! — еле выговорил Антонио. — Там девушку убивают. Они схватили ее и куда-то тащат.
Блюстители порядка посмотрели на него с изумлением, как будто не понимая, и даже не прибавили шагу. Впрочем, толпа сама двигалась им навстречу, толкая Анну перед собой. Вид у девушки был жалкий, платье превратилось в лохмотья. «Мама! Ой, мама!» — бормотала она, когда ее пинали, как скотину.
Вслед за разъяренной толпой шла торжественная процессия. Парнишку, которого Анна толкнула в воду, несли на руках. Мать шла рядом, гладила ноги ребенка и причитала:
— Тонино, золотце мое! Мальчик мой! Как тебя эта-а-а, у-у-ла-а о-о у-у-у!
Ее слова сливались в животное мычание. Другие женщины кивали в знак согласия, размахивали руками, выскакивали вперед и дубасили виновницу, стараясь ударить побольнее.
Полицейские нерешительно приблизились к процессии, делая странные знаки руками. Что же они медлят? К ним подскочил какой-то запыхавшийся горбун.
— Мы взяли ее! Эта г-г-нн-а-а у-у-а-а ма-а-эээ-ррр!
Вместо слов урод издавал звериное рычание. Полицейские изменились в лице.
Один из них виновато поглядел на Антонио и, встретив его умоляющий взгляд, приосанился. Он дал понять напарнику, что пора вмешаться, и схватил за руку одну из разъяренных фурий.
— Минуточку, минуточку… — неуверенно начал он.
Женщина даже не повернула головы. Тупая, неодолимая сила влекла ее вслед за толпой, из которой неслись непонятные выкрики. Шаркающие ноги вздымали клубы пыли, из разверстых ртов вылетало горячее зловонное дыхание. Полицейские дрогнули и отступили.
Толпа гнала Анну к старому замку, возвышавшемуся на окраине парка. Над подъемным мостом висела тесная железная клетка, когда-то в нее сажали преступников — на всеобщее поругание. Теперь она болталась на желтой стене, похожая на здоровую летучую мышь.
Около замка толпа поглотила Анну, потом клетка качнулась и поехала вниз. Ее движение приветствовали победным гиканьем. Минуту спустя канаты уже тянули клетку вверх: в ней на коленях стояла девушка в голубом. Она горько рыдала, вцепившись в прутья. Из толпы вверх угрожающе потянулись сотни рук. Люди бросали в нее кто чем.
Когда клетка поднялась над головами, старый скрипучий ворот не выдержал,
Сверху отчетливо просматривались хрупкие, подрагивающие от рыданий плечи девушки, ее поникшая, растрепанная голова, на которую продолжали сыпаться песок, земля и камни.
— Посмотрите на нее! — рычали зрители. — Она не стрр-р у-у-у ы-ы-ы!
Они высоко поднимали Тонино; тот ничего не понимал и в страхе озирался по сторонам.
Антонио с трудом пробился к перилам и смог рассмотреть клетку.
— Анна! Анна! — позвал он. — Это я! Я здесь!
Он кричал и кричал, но она не слышала. Кто-то коснулся его плеча. Антонио обернулся и увидел пожилого господина, который глядел на него с горечью и состраданием.
— Не надо, — сказал человек. — Не делайте этого, прошу вас.
— Что? Что такое? — не понял Антонио.
Человек покачал головой и приложил палец к губам.
— Не надо, не кричите… Пусть уж она там… Здесь так жарко…
— А я? Я?.. — пробормотал Антонио и, оглядевшись, увидел жуткие морды вместо лиц. К их разговору начинали прислушиваться. Антонио быстро отошел от перил.
Солнце начинало садиться, но жара не спадала. Крики постепенно стихли. Люди стояли на мосту и негромко, но зловеще переговаривались. Блюстители порядка не решались вмешаться, они ходили взад-вперед чуть поодаль и, видимо, ждали, пока толпа не разойдется сама. Возможно, таково было распоряжение властей — во избежание беспорядков.
— Боже мой, как теперь быть? — бормотал Антонио, снова протискиваясь к перилам. Наконец он оказался у края, но в стороне от клетки.
— Анна! Анна! — позвал он.
Кто-то стукнул его по голове. Антонио отпрянул: за его спиной стоял верзила в майке.
— Как, ты опять здесь? — усмехнувшись, процедил верзила. — Я что, не го-о-ррр у-у-у?! — И все слова слились в один жуткий звук.
— Они вместе! Они заодно! Аресто-а-а ы-ы-ы м-м-м-м! — заорали со всех сторон.
— Он тоже? — тихо спросил кто-то.
— И он, — ответили ему.
Антонио попятился, но его схватили, скрутили руки и, перебросив через перила, подвесили на веревке над пропастью. В таком положении его протащили вдоль перил, а когда он оказался прямо над клеткой, отпустили. Антонио рухнул на пол, придавив Анне ногу, но Анна не шелохнулась. Над их головами ликующе завыла толпа. Дневной свет померк.
Антонио с трудом распутал веревку и обнял девушку за плечи. Под пальцами он ощутил липкую грязь. Анна сидела, не поднимая головы, и только твердила безжизненным голосом: «Мамочка, мама!» Потом она стала кашлять, сотрясаясь всем телом. Торжествующая толпа не унималась.