Шестерки умирают первыми
Шрифт:
– Я не понял, – полувопросительно произнес Александр Каменский.
– Ну представь себе, ты приезжаешь в один прекрасный день за Дашей и везешь ее в загс. А кто будет свидетелем с ее стороны? Обычно женщины приглашают для этого близкую подругу, и вообще в загс берут с собой двух-трех близких людей. И вот ты явился, как ангел с небес, везти Дарью на регистрацию, а у нее ни свидетельницы, ни подруг, ни платья, и вообще она в этот день плохо выглядит или плохо себя чувствует и должна идти на прием к врачу. Тебе это в голову не приходило?
– Спасибо, что подсказала, –
Настя почувствовала, как запылали щеки. Да, деликатностью ее природа явно обделила. Некрасивый и никем не любимый мальчик вырос в некрасивого и никем не любимого мужчину, жена которого вышла за него по денежному расчету. И вот ему посчастливилось встретить удивительную девушку Дашу, которая любит его преданно и бескорыстно. И разве можно преодолеть соблазн выступить в роли прекрасного принца? И можно ли его за это упрекать? Может быть, тот день, тот момент, когда он войдет к Даше, возьмет ее за руку и посадит в машину, чтобы отвезти в загс, будет его звездным часом. Может быть, это вообще лучшее, что он сумеет сделать в своей жизни…
– Извини, – виновато сказала она. – Я не хотела тебя обижать. Дашу позвать к телефону?
– Не надо. Скажи, что я заеду за ней в одиннадцать. И еще, Ася…
– Да?
– Хоть это и против твоих принципов, но я прошу тебя, не говори ей ничего.
– Конечно.
Закончив готовить ужин, Настя на цыпочках подошла к комнате и заглянула в приоткрытую дверь. Даша сосредоточенно раскладывала ее одежду: светлые и темные блузки и пиджаки – на диван, светлые и темные юбки и брюки – на одно кресло, платья – на другое, шарфы, косынки, пояса и прочие аксессуары – на письменный стол, рядом с компьютером.
– Дарья, ужин готов, – позвала Настя, отступив на несколько шагов назад к кухне.
Наскоро поужинав, они приступили с тому, что Настя ненавидела всей душой, – к примерке одежды. Благодаря безупречному вкусу Настиной матери Надежды Ростиславовны, работавшей в Швеции, присылаемые и привозимые ею вещи были элегантными, хорошо сидели на высокой худощавой фигуре и отлично сочетались друг с другом. Даше довольно быстро удалось подобрать по меньшей мере четыре туалета, в которых не стыдно было идти не только на собственную свадьбу, но и на прием в английское посольство. Особенно изысканным выглядело длинное жемчужно-серое платье с мышиного цвета шелковым пиджаком.
– К этим нарядам нужно тщательно краситься, – недовольно сказала Настя, рассматривая себя в зеркале. – Моей бесцветной физиономией можно испортить любой туалет. И волосы придется подкрашивать, чтобы не сливались с пиджаком.
– Ну что ты выдумываешь! – возмущалась Даша. – У тебя прекрасные волосы платинового цвета, ни с чем они не сливаются.
– Не платиновые, а серые, – невозмутимо поправила ее Настя. – Не надо мне льстить.
– Я не льщу, я правду говорю. И почему ты так себя не любишь?
– А за что мне себя любить? За лицо, которое невозможно запомнить, настолько оно невыразительное и неяркое? За блеклые глаза? За белесые брови и ресницы? Раскрой глаза, Дашенька! Другое дело, что у меня нет никаких комплексов по поводу собственной непривлекательности. Я знаю, что могу, затратив пару часов, превратиться в красотку супер-экстра-класса, и иногда делаю это, когда очень нужно бывает. Но вообще-то мне лень этим заниматься, мне неинтересно, как я выгляжу и нравлюсь ли мужчинам.
– А что тебе интересно?
– У, это долго рассказывать, – рассмеялась Настя. – Вот ты, например, весну любишь?
– Очень, – тряхнула головой Даша.
– Когда идешь по улице, думаешь о том, что весна, апрель, небо, подснежники и все такое?
– Конечно. Думаю об этом и радуюсь, стараюсь дышать поглубже, чтобы весну в себя вобрать. А ты?
– А я, солнышко, моральный урод. Вот иду я сегодня по улице и думаю о том, что в марте в Московской области совершены четыре убийства, и апрель начался с точно такого же убийства, и интересно мне, как наступление весны повлияет на этого загадочного убийцу. Станет ли он более агрессивным, как это случается с людьми, у которых была плохо залеченная черепно-мозговая травма, или смягчится и отвлечется на какую-нибудь любовную историю. Скажется ли перемена погодных и природных условий за городом на его преступной активности. И скажется ли та же самая перемена на наших возможностях поймать наконец эту сволочь.
– Слушай, а про свою свадьбу ты хоть иногда вспоминаешь?
– Конечно, каждый день. Как только новое преступление совершается или начинается запарка, я думаю: хорошо, что я не сегодня замуж выхожу. Вот чует мое сердце, тринадцатого мая, в ту минуту, как мне из дома выходить нужно будет, случится какое-нибудь преступление века, и я начну маяться, что вместо того, чтобы ехать на место происшествия, посмотреть все своими глазами и начинать работать, должна ехать в какой-то дурацкий загс на какую-то дурацкую свадьбу.
– Не на какую-то дурацкую, а на твою собственную, – с упреком поправила ее Даша. – Нельзя же быть такой бездушной, Анастасия.
– Я не бездушная, я просто неправильно устроена, – возразила Настя. – Например, за тех людей, которых еще может погубить этот подмосковный убийца, у меня знаешь как душа болит. Ноет не переставая. Все, Дашуня, давай убирать на место это пиршество тряпья, через двадцать минут твой ненаглядный за тобой приедет.
– Так на чем ты остановилась? Выбрала что-нибудь или мне еще раз приехать?
– Не знаю я, солнышко, не могу решить. Я бы предпочла вариант, при котором мне придется минимально трудиться над лицом и волосами. Серый комплект, конечно, очень хорош, но он и очень обязывает к макияжу и прическе.
– Ладно, я поняла, что ты хочешь, – вздохнула Даша. – Вот, смотри. Берешь короткую черную юбку вот от этого костюма, черную блузку с воротником «апаш» и длинный белый пиджак вот от этого костюма. Запомнила?
– Ну, – кивнула Настя, внимательно наблюдая за Дашей. – А другую блузку нельзя? Ту, у которой высокий закрытый ворот, она мне больше нравится.