Шестое чувство
Шрифт:
Роман вытянул из кармана бутылку пива и решительно отпил большой глоток. Он открыл для себя алкоголь только позавчера и не собирался расставаться с этим открытием.
А что касается старика, то Роман даже не подозревал, насколько он был близок к истине своим сравнением – «к нотариусу, как скот на убой». Старик всю дорогу радовался, как ребенок, пел под нос: «И Ле-енин такоо-ой молодой, и юный Октябрь впереди!..», его руки подрагивали, он то и дело поднимал голову и окидывал всех таким светлым взглядом, что этого не мог объяснить и факт употребления старым коммунистом горячительных напитков. Старик хватал за плечо мрачной колодой
За МКАД старика ждали плачущие желтыми листьями лесополосы, поля и грунтовая дорога, на которую свернула «Волга». Грязь сытно чавкнула под колесами, машину подкинуло, и мертвыми глазными яблоками закатилось серое осеннее небо, когда старик получил свои пять пуль из свежей обоймы наседкинского «ТТ».
– Наверное, показалось, – настороженно сказал Берт Сванидзе, когда мы въехали в небольшой городок. – Может, никакого «хвоста» и не было.
– Теперь уже не суть важно, – произнесла я. – Я за рулем больше четырех часов, надо позавтракать.
Берт Сванидзе взглянул на часы и сказал:
– Да уж, надо. Одиннадцатый час.
На улице было пасмурно. Густые, словно прокуренные, сизые тучи висели низко. Моросил противный дождь. Я включила «дворники», но все равно лобовое стекло залепляло мутной изморосью. Вести машину по сырой трассе было трудно и неприятно, неприятно тем более, что нельзя было поддерживать высокую скорость на всех участках.
Мы проехали по грязной улице, изобилующей колдобинами. Никаких закусочных я на ней не увидела, равно как не оказалось тут ни одного человека. Зато скелетом вымершего динозавра застыл металлический остов какой-то искореженной механической громады: то ли кран это был, как говорится, при жизни, то ли еще что…
Единственным живым существом, которое я заметила, был большой поджарый пес с облезлыми боками, который ожесточенно копался в опрокинувшемся мусорном контейнере.
– Н-да… – разочарованно пробормотал Сванидзе. – Кажется, закусочную тут надо еще поискать…
– Что за городишко! – выдохнула я, включая четвертую передачу. В это время на дороге показалась какая-то ретивая старушка-аборигенка, приволакивающая ногу и тащившая внушительную тележку с каким-то скарбом. Машины она, по всей видимости, не видела, и мне стоило большого труда затормозить.
Мою машину развернуло и протащило юзом до очередного мусорного контейнера, который не замедлил опрокинуться. Сванидзе отвалился на спинку сиденья и охнул, а старушка разразилась замысловатыми ругательствами – о, провинциальный фольклор! – и исчезла за углом дома.
– Ну, знаете ли! – выдохнул Сванидзе и безнадежно махнул рукой.
И в этот момент из проулка выскочил черный джип. Он свернул прямо перед нами и, старательно объезжая все колдобины, медленно поехал по дороге. Эта, с позволения сказать, дорога была так узка, что я не могла обогнать невесть откуда появившийся джип. Сванидзе затеребил мой локоть и стал бормотать что-то о том, что номера, кажется, те же, что у «хвоста»
Судя по побелевшему и вытянувшемуся лицу Сванидзе, звук удара прозвучал в его ушах погребальным звоном.
Все понятно с этим черным джипом…
– Твари, – выговорила я в сердцах, – подставились под меня. Точно, подставились.
Из джипа, отчаянно матерясь, вышел здоровенный толстый парень и с остервенением хлопнул дверью. Я осталась сидеть на месте, Сванидзе, кажется, вцепился в свое прокурорское удостоверение, как утопающий за соломинку, и тихо осквернял воздух салона ругательствами. Парень из джипа бросил на меня злобный взгляд.
– Ты что же это, сука! – заорал он и со стремительностью, которую сложно было заподозрить в этом грузном и внешне неуклюжем теле, подскочил к моей машине. – Ты куда прешь, шалава драная!
И, не утруждая себя дальнейшими разглагольствованиями, он рванул на себя дверцу моей машины так, что та с жалобным стоном сорвалась с петель и осталась в его руках. Сванидзе икнул, а я невольно полоснула титановыми «ногтями» сиденье так, что распорола дорогой кожаный чехол.
Из джипа не спеша извлекали свои телеса еще трое: двое здоровенных малопривлекательной внешности молодых людей с обритыми черепами и невысокий белокурый хлопец со смазливым нахальным лицом и такой ядовитой улыбкой на красивых губах, что предыдущие двое показались мне вполне добродушными и безобидными жильцами зоопарка.
Толстяк, оторвавший дверь моей машины, швырнул ее на грязный асфальт с такой силой, что стекло разлетелось по всей улице.
Я медленно вышла из машины (сумочка с пистолетом – на плече) и произнесла, стараясь говорить сдержанно и миролюбиво:
– Куда же вы лезли? Что ж не смотрел в зеркало, когда я на обгон пошла?
– А она еще и речи говорить умеет, – произнес белокурый со все той же препоганенькой улыбочкой. – Девочка, ты на такие бабки влетела, что я тебе не позавидую.
Я улыбнулась, хотя поводов для улыбок у меня было гораздо меньше, чем, скажем, у того же белобрысого. По крайней мере, так полагал он сам.
– Вот что, – проговорила я, – давайте-ка вызовем сюда людей из ГИБДД и во всем разберемся.
Сванидзе высунулся из окна и сказал:
– Товарищи, я поясню свою мысль. Нужно автоинспекцию, а если угодно, вот удостоверение прокурату…
– Тогда уж сразу затребуем санкции международного Гаагского суда, – произнес белобрысый и, достав из кармана небольшой синий футляр, нацепил извлеченные оттуда очки на переносицу и воззрился на меня с оскорбительным, откровенно издевательским интересом.
– Я вижу, что вы получили образование сверх положенных по профилю вашей деятельности пяти классов в десятилетке плюс пять лет по ходке, – не удержавшись от сарказма, проговорила я.
– Так эта шалава еще и крысится, – сказал один из бритоголовых. В его голосе звучало удивление: вероятно, профессиональный выколачиватель денег из своих меньших (по размеру) братьев и сестер не понимал, как одна женщина может возражать четырем мужчинам. – Ус базарил, что она, падла, значит…
– Не пыли в порожняк! – рявкнули на него.