Шевалье д'Арманталь
Шрифт:
– Выйти из дому? Да вы сошли с ума!
– Вы ошибаетесь, сударыня, я в полном рассудке, - сказала Батильда с улыбкой, - но, если вы станете меня удерживать, я, возможно, и вправду лишусь ума.
– Но куда же вы идете, дорогое дитя?
– Разве вы не знаете, сударыня, что он осужден?
– О Боже мой, Боже мой, кто вам это сказал? Я так просила всех скрывать от вас эту ужасную новость!
– Да, а завтра вы сказали бы мне, что он умер, не так ли? И я бы вам ответила: «Это вы его убили, потому что у меня, быть может, есть средство спасти его».
–
– Я сказала «быть может», сударыня. Дайте же мне испытать это средство - единственное, которое у меня осталось.
– Ступайте, мое дитя, - сказала госпожа Дени, обезоруженная вдохновенным тоном Батильды.
– Ступайте, и да ведет вас Господь.
И госпожа Дени посторонилась, чтобы пропустить Батильду.
Батильда вышла, медленным, но твердым шагом спустилась по лестнице перешла улицу, поднялась к себе на пятый этаж и открыла дверь своей комнаты, она тут не была со дня катастрофы, На шум ее шагов из чулана вышла Нанетта. Увидав Батильду, она вскрикнула: ей показалось, что перед ней призрак ее молодой хозяйки.
– Что с тобой, милая Нанетта?
– серьезным тоном спросила Батильда.
– Ох, Боже мой, - вся дрожа, воскликнула бедная женщина, - это вправду вы, наша мадемуазель, или только ваша тень?
– Это я, я, Нанетта, потрогай мена, а еще лучше поцелуй. Слава Богу, я еще не умерла!
– А почему вы ушли из дома Дени? Вам сказали там что-нибудь обидное?
– Нет, милая Нанетта, нет, просто мне обязательно, непременно нужно кое-куда съездить.
– Да разве мы вам позволим выйти из дому в таком состоянии? Ни за что! Это значило бы вас убить. Господин Бюва, господин Бюва, вот наша мадемуазель, она хочет выйти, скажите ей, что это невозможно.
Батильда обернулась к Бюва с намерением употребить все свое влияние на него, если он попытается ее остановить, но по его потрясенному лицу сразу поняла, что он знает роковую новость… Со своей стороны Бюва при виде ее разразился слезами.
– Отец, - сказала Батильда, - То, что происходило до этого дня, делали люди. Но теперь дела их окончены; остальное принадлежит Богу. Отец, я верю: Бог сжалится над нами.
– Это я его убил, - вскричал Бюва, падая в кресло, - это я его убил!.. Батильда величаво подошла к нему и поцеловала его в лоб.
– Но что ты собираешься делать, мое дитя?
– спросил Бюва.
– То, что велит мне долг, - ответила Батильда.
И она открыла ларчик, врезанный в молитвенную скамейку, взяла оттуда черный бумажник и вытащила из него письмо.
– О, ты права, ты права, мое дитя!
– воскликнул Бюва.
– Я забыл об этом письме.
– А я помнила о нем, - сказала Батильда, целуя письмо и пряча его на груди, - потому что это все, что мне оставила в наследство моя мать.
В эту минуту послышался шум кареты, остановившейся у дверей дома.
– Прощайте, отец, прощай, Нанетта!
– сказала Батильда.
– Молите Бога, чтобы он ниспослал мне удачу!
И она удалилась с торжественной важностью, которая делала ее в глазах Бюва и Нанетты похожей на святую.
У
– Не поехать ли мне с вами, мадемуазель Батильда?
– спросил Бонифас.
– Нет, мой друг, - сказала Батильда, протягивая ему руку.
– Сегодня не нужно. Быть может, завтра…
И она села в карету.
– Куда вас отвезти, красавица-мадемуазель?
– спросил кучер.
– В Арсенал, - ответила Батильда.
X
ТРИ ВИЗИТА
Приехав в Арсенал, Батильда спросила мадемуазель де Лонэ, которая по ее просьбе тотчас же ввела ее к госпоже дю Мен.
– А-а, это вы, мое дитя, - рассеяно сказала озабоченная герцогиня.
– Я вижу, вы не забываете друзей, когда они попадают в беду. Это хорошо.
– Увы, сударыня, - произнесла Батильда, - я пришла к вашему королевскому высочеству, чтобы поговорить о том, кто еще несчастней вас. Конечно, вы, ваше высочество, лишились некоторых ваших титулов и высоких званий, но на этом и остановится мщение, ибо никто не осмелится посягнуть на жизнь или хотя бы на свободу сына Людовика Четырнадцатого или внучки Великого Конде.
– На жизнь - нет, - ответила герцогиня дю Мен, - но что касается свободы, за это я не поручусь. Вы понимаете, три дня назад в Орлеане арестовали этого глупца аббата Бриго, переодетого странствующим торговцем, и, когда ему предъявили ложные показания, якобы исходящие от меня, он признался во всем и ужасно скомпрометировал нас, так что я не буду удивлена, если сегодня же ночью нас арестуют.
– Тот, ради кого я пришла молить вас о сострадании, сударыня, - сказала Батильда, - никого не выдал и приговорен к смерти за то, что хранил молчание.
– А, дорогое дитя, вы говорите о бедном д'Армантале! Да, я знаю, это честный дворянин! Вы, значит, с ним знакомы?
– Увы, - произнесла мадемуазель де Лонэ, - Батильда не только знакома с ним, она его любит!
– Бедное дитя! Боже мой, но что же делать? Вы же понимаете - я бессильна, я не имею никакого влияния. В моем положении попытаться хлопотать за д'Арманталя означало бы отнять у него последнюю надежду, если еще есть надежда.
– Я это понимаю, сударыня, - сказала Батильда, - поэтому я пришла просить ваше высочество только об одном: через кого-нибудь из ваших друзей, через кого-нибудь из знакомых, с помощью ваших старых связей помогите мне проникнуть к его высочеству господину регенту. Остальное я беру на себя.
– Но, дитя мое, знаете ли вы, о чем меня просите?
– спросила герцогиня.
– Знаете ли вы, что для регента не существует ничего святого?.. Знаете ли вы, что вы прекрасны, как ангел, и даже ваша бледность заставляет восхищаться вами? Знаете ли вы…
– Сударыня, - сказала Батильда с величайшим достоинством, - я знаю, что мой отец спас ему жизнь и погиб за него!
– А, это другое дело, - сказала герцогиня.
– Подождите, я подумаю, что можно сделать… Да, верно… Де Лонэ, позови Малезье.