Шевалье
Шрифт:
Курфюрст прибыл в Англию месяц спустя, и, к явному неудовольствию Аннунсиаты, Морис тут же отправился со своим семейством в Лондон искать удачу.
– Это тебе хорошо, матушка, – спокойно сказал он, – а музыкант зависит от покровителя. Как только истинный король вернется, я буду искать его покровительства, вместо прежнего.
Аннунсиата хотела запретить ему использовать ее дом, но в последний момент отказалась от этого. Она не желала отворачиваться от сына, ибо ей очень недоставало близких родственников. Кроме того, она рассудила, что чем меньше он будет нуждаться, тем меньше он будет бесчестить ее своим хождением на задних лапках перед курфюрстом.
Аннунсиата осталась в Йоркшире, писала письма и ждала событий. Курфюрста короновали в октябре. В Глазго, Эдинбурге и некоторых других главных городах Англии вспыхнули мятежи, но не нашлось никого, кто бы смог организовать восставших в действенную силу. Однако время пришло, графиня знала, и она должна быть готовой. Она написала Эдмунду в Сент-Омер, Карелли, Альене, королю, Бер-вику, Сабине и Аллану Макаллану в Шотландию. Люди действуют и думают медленно, но время приходит. Болингбрук бежал из Англии и находился в Сен-Жермен. Он и Бервик веди переписку с ведущими якобитами в Англии и Шотландии. Курфюрст, прибывший со своими двумя уродливыми дамами, оставил жену в заточении в Алдене, где она находилась уже двадцать лет. Он уже успел стать весьма непопулярным среди многих высоких придворных, а старый скандал, связанный с его дурным обращением со своей женой, оживил многочисленные «тайные истории», циркулирующие со многими подробными деталями. Поскольку он привез с собой весь германский двор, похоже, что расстроенные искатели мест вскоре присоединятся к тем, кто благоволит «королю за морем», вместе с обиженными явным нежеланием курфюрста вообще появляться в обществе.
Что-то должно случиться, не сейчас, поскольку зима на носу, но в следующем году, следующей весной. В следующем году Аннунсиате исполнится семьдесят, – действительно важная веха, – а Англия снова обретет короля.
Глава 16
Когда посол Венеции прибыл в Лондон в июле 1715 года, Морис Морлэнд, естественно, должен был засвидетельствовать свое уважение такой знаменитой персоне, даже если бы среди сопровождающих лиц не находились его старый покровитель герцог ди Франческини и его дочь Диана. Это, однако, не отвлекло внимания шпионов вигов от того, что высокий блондин с военной выправкой, очевидно друг герцога, являлся Чарльзом Морлэндом, графом Челмсфорд. Его присутствие в Лондоне вызвало волну удивления, несмотря на то, что он никогда официально не был изгнан, его знали как твердого якобита. Другие слухи стали распространяться через несколько часов после его приезда: граф устал от ссылки, особенно если учесть, что его мать и брат вернулись в Англию, а так как курфюрст – его кузен, он вернулся с мирными целями.
– Служанка Дианы, Катерина, рассказывает замечательно невинные сплетни, – объяснял Карелли Морису, когда они на какое-то время остались одни. – Она очень сообразительная и умная девушка. Мы не пробыли здесь и часу, как она распознала шпиона вигов – лакея со склонностью шататься без дела около закрытых дверей. К счастью, он человек красивый или воображающий себя таковым и не удивился тому, что легкомысленная служанка госпожи нашла его привлекательным.
– И он считает очень удобным, – Морис улыбнулся, – что она ненароком будет давать ему как раз ту информацию, какую ему надо?
– Катерина говорит, что она всегда видит, когда он более обычного интересуется ее ответами, потому что разглядывает потупясь ногти на руках, как будто ему скучно, и он слушает ее с трудом.
– Значит, ты здесь, чтобы установить мир с кузеном в надежде окончить свои дни в удовольствии в Англии, – сказал Морис. – А на самом деле?
– Чтобы установить связь с Маром, – ответил Карелли, инстинктивно понизив голос. – Шевалье Сент-Георг решил поднять шотландских горцев, и я должен помочь ему. Поскольку нет никакой возможности появиться в Англии незамеченным, мы сочли удобным использовать такой повод. Мар тоже в Лондоне. Мы оба будем присутствовать на королевском приеме завтра днем. Мы не знаем, как много им известно о наших планах, хотя о чем-то они определенно пронюхали. Поэтому мы хотим отвлечь их внимание, показав свою лояльность.
– А затем? – поинтересовался Морис.
– В Шотландию. Ты поедешь с нами, Морис? Морис твердо встретил его взгляд.
– Нет, Карелли, нет. Я не такой, как ты. Я начал здесь, в Лондоне, хорошее дело и пока не могу его оставить.
– Хорошее дело? Твоя музыка? Как ты можешь беспокоиться о ней, когда здесь поставлен на карту трон Англии? – воскликнул с горечью Карелли.
Морис только печально посмотрел на него.
– О, брат, я бы хотел, чтобы ты понял меня. Как я могу беспокоиться о чем-то настолько незначительном, как вопрос о том, кто сидит на троне, когда на карту поставлена музыка?
Карелли не спускал с него непонимающего грозного взгляда.
– Короли и принцы однажды обратятся в пыль, но музыка будет жить вечно. Я люблю тебя, Карелли, и не виню в том, что ты не такой, как я. Не вини и ты меня.
Карелли колебался только минуту, а затем заключил своего брата в крепкие объятия.
– Морис, когда узнают, что я уехал, за тобой могут прийти.
Морис похлопал Карелли по плечу и восхитился силой мускулов под шелковым мундиром.
– Не волнуйся за меня, со мной будет все в порядке. Ничтожный немецкий мелкопоместный помещик, который завладел троном твоего короля, имеет только одно достоинство, это любовь к музыке. Я уже устроил свое приглашение ко двору. Меня не будут много беспокоить.
Карелли выпрямился.
– Ты можешь доставить письмо нашей матушке так, чтобы об этом не узнали?
– Думаю, да. Я дам ей знать как-нибудь.
Дневной прием обслуживался хорошо, и Карелли без труда нашел Джона, графа Мара, несмотря на то что не видел его раньше, так как граф был горбатым, из-за чего его походка казалась странной. Простолюдины прозвали его «пляшущий Джон». Это был маленький, коренастый, светловолосый человек с приятным лицом, но с небольшими мешками под глазами, которые часто можно видеть у сильно болевших людей. Он встретился глазами с Карелли в приемной и тут же отвел взгляд. Пока им не надо проявлять слишком большой интерес друг к другу.
Когда появился курфюрст, он показался Карелли почти таким же, каким он видел его последний раз в Ганновере – только постаревшим и пополневшим. От нервного напряжения руки Карелли покрылись потом. Что если курфюрст позовет стражу и заключит его в Тауэр? Но когда наступил момент встречи, маленький толстяк посмотрел на него с полным отсутствием интереса, и пустые глаза оглядели его лицо, видимо, не узнавая.
С Маром, однако, он обошелся не так. Курфюрст знал, кем он был, и когда Мар склонился в поклоне, курфюрст нарочно повернулся к нему спиной и ушел, оставив Мара смешно согнувшимся перед пустым местом. Среди придворных раздался смех, а Мар выглядел оскорбленным и удрученным. Но когда королевский прием окончился, Мар снова поймал взгляд Карелли и едва заметно кивнул с удовлетворением.
Когда позже они вернулись в комнаты венецианского посла, Диана отозвала Карелли в сторону и спросила:
– Этот маленький горбун – тот самый человек?
Карелли не решался сказать ей что-либо определенное, поскольку в дальнейшем она могла об этом сожалеть, но она нетерпеливо сжала его пальцы:
– Неужели ты думаешь, что меня будут допрашивать, милорд? Между прочим, я знаю уже очень много и мне было бы лучше знать все, чтобы чего-либо не выдать из-за незнания.
– Да, это был тот самый человек. Мы уезжаем сегодня ночью, герцогиня, переодетыми.