Шхина: женский элемент в Божественности
Шрифт:
Обратное происходит в Зоѓаре, где личностные элементы в образе Шхины решительно выходят на первый план. Если мы сравним те пассажи, которые говорят более смутно об атрибутах Шхины, с теми, что развивают её описание как личности, временами почти до абсурда, мы обнаружим, что последняя группа демонстрирует гораздо более мощную образность. Число пассажей, в которых Зоѓар имеет дело с Шхиной и её символами, огромно и, если их рассмотреть детально, дают очень много для нашего исследования. Следует здесь подчеркнуть два момента, выявляя базовые направления в развитии этой концепции: а именно, сексуальный символизм Шхины и акцент на её тёмных и разрушительных аспектах. Эти свойства определённо важны, поскольку они происходят из глубин личности р. Моисея де Леона и могут пролить свет на мир образов, в котором жил этот автор. Ничего из того, что является прообразом этих идей в более старой каббалистической литературе, даже частично не дотягивает до того могущества и жизненности, с которыми эти идеи неоднократно появляются в центре зоѓарических бесед. Следующий
Но женское качество Шхины понимается, прежде всего и подчёркнуто, в её роли женского партнёра в сакральном союзе, зивуга каддиша, благодаря которому единство божественных могуществ реализуется через союз мужского и женского.
Не вдаваясь в подробности (этот вопрос обсуждается в предыдущей главе), мужское здесь рассматривается как шестая и центральная сфира Тиферет (символизируемая Яковом, мужем Рахиль), или как девятая, Йесод (символизируемая Иосифом праведным), в которую текут все высшие сфирот, и которая конституирует, так сказать, фаллос небесного мужчины. С более общей точки зрения, союз Тиферет и Малкут изображается как брак святого царя и царицы, тогда как Йесод и Малкут описываются в весьма точных терминах как небесный архетип земного сексуального союза, и откровенно изображается в таких же терминах. Когда он совершён в рамках мицвы и галахи, святость акта воспроизводства как подлинной мистерии соответствующим образом объясняется Зоѓаром в терминах этого сакрального союза в области сфирот. Лишь когда мужчина покидает область святости, он опрокидывает пространство сексуальности в мир нечистоты, и оно тогда рассматривается не только как профанное per se, но как демоническое и порочное. Нет числа пассажам Зоѓара об этой теме.[84] Сексуальные образы Песни Песней рассматриваются здесь не как старая аллегория отношений Бога и Израиля. Даже сравнение Зоѓара с самым ранним каббалистическим комментарием на Песнь Песней, написанным р. Эзрой из Жероны лишь на 50 или 60 лет раньше, с которым автор Зоѓара был знаком, обнаруживает огромное отличие в использовании эротических образов. Именно автор Зоѓара был тем, кто прочитал весь текст Песни Песней как брачный гимн самого Божества. В Зоѓаре, III, 214b, стадии союза (йихуда) изображаются как стадии сексуального соития (зивуга), в крайне натуралистичной интерпретации Песни Песней 2:6.[85] Многие другие библейские стихи аналогично интерпретируются как гимны святого брака (тушбахта де зивуга).[86]
Риторическая антитеза содержится в следующем пассаже (II, 135a), предоставляющем прекрасную иллюстрацию того, насколько натурален этот взгляд для автора:
Это путь мира, что если один мужчина желает взять жену другого, [другой] злится и не позволяет ему. Но Святой, да будет Он благословен, не действует таким путём! «Вот приношение» [Исх. 25:3] – это Собрание Израиля. Даже если вся её [т.е., Шхины] любовь к Нему, и вся Его любовь к ней, [дети Израиля] отбирают её у Него, что она может пребывать среди них… И даже если они взяли её, они могут поступать так лишь с позволения её мужа и его воли, так что они могут совершать служение любви перед Ним (Зоѓар, II, 135a).[87]
Вряд ли это случайно, что с первых строк Зоѓар начинает с явного сексуального символизма опыления розы – символа Шхины, часто используемого в Зоѓаре. Этот символизм проходит через всю книгу: когда р. Шимон бен Йохай, легендарный герой и главный оратор книги, произносит свою речь на смертном одре, – пассаж, явно предназначенный для завершения книги, – он заканчивает смелой проповедью о Сионе, Святая Святых, местом, в котором рождается единство всех вещей в Боге; он называет Сион лоном Шхины, в котором Бог производит благословения, что распространяются в мире.[88]
Вся
Этот является ангелом, который иногда мужчина, а иногда женщина. Ибо когда он служит каналом благословений для мира, он – мужчина, и называется мужчиной; так же, как мужчина дарует [оплодотворяет] благословения женщине, так же он дарует благословения миру. Но когда его отношение к миру является отношением суда [т.е., когда он проявляет себя в своём сдерживающей власти как судья], тогда он именуется женщиной; так же, как женщина беременна зародышем, так же он бременен судом, и тогда называется женщиной (Зоѓар, I, 232a).
Поэтому, женский характер Шхины связывается здесь с её сдерживающими и опасными свойствами. Ограничение потока жизни, качество, присущее деятельности суда (Дин), часто влечёт разрушительные последствия для мира. Но когда Шхина функционирует как посредник для нисходящего потока животворных энергий, она осмысляется в мужских символах, наиболее известным из которых является божественное имя Адонай (Господь). Проблема активного и пассивного элементов в Шхине рассматривается под другим углом в ином пассаже (III, 31a):
Во время, когда пара находится в союзе, женское называется мужским именем, чтобы показать, что женское заключается в нём в единой сущности, ибо тогда там находится благословение Матроны, и нет никакого разделения. И в связи с этим говорится: «Он возжелал его [т.е., Сион] для Своей обители» [Пс. 132:14], и написано: «Ибо Господь избрал Сион» [Пс. 132:13] – Сион, особенно, который Он нашёл в ней, и который живёт в ней… И об этом написано: «Но о Сионе скажут: «Этот человек и тот был рождён в ней» [Пс. 87:5] – этот один для Дин [Суда], а тот для Рахамим [Милости]». Когда они объединяются вместе в едином зивуга [союзе], тогда это называется Сион…
Когда Шхина отделяется от активного потока, она именуется «Иерусалим»;[91] однако, в корне союза двух полюсов разделение между мужским и женским внутри Божества прекращается. В другом пассаже Шхина называется «матерью», как раз в состоянии союза, тогда как в состоянии разделения она называется «женой». В ещё другой версии:
Пока матронита была с царём и кормила тебя, она именуется «твоей матерью». Но теперь, когда она изгнана и далеко от царя, она лишь именуется «женой твоего отца» (Зоѓар, III, 75а).
Тема активных могуществ внутри женского элемента обратилась совершено в ином направлении в поздней каббале, в доктрине майин нуквин – «женских вод» или уникальных могуществ женственности. Концепция Шхины как простого вместилища сил, вливающихся в неё, женского как чисто восприимчивого и пассивного, – по крайней мере, настолько это касается отношений Шхины с Богом, а не её активности в Творении, – не могла надолго сохраниться в каббале после Зоѓара. В конечном счёте, диалектика женственности, включая элемент отдачи, не могла оставаться подавленной бесконечно. Бесспорно, было нечто интеллектуально привлекательное в идее Шхины как чистого посредника, как зеркала, отражающего силы сверху; но там, где было ясное представление о материнском, рождающем, и творческом элементе, который появляется как результат самого акта получения, само понятие Шхины должно быть переработано и откорректировано. Эта переработка была главным образом осуществлена лурианской каббалой, через формулировку концепта майин нуквин. Эта доктрина представляет Шхину как объединение активных сил. Эти силы не пробуждаются сакральным браком, но, напротив, именно их пробуждение делает этот союз вообще возможным.