Шикша

Фонд А.

Собрание продолжалось.

Удалось разобраться, что в хозку заходил Колька, и даже дважды. Первый раз он взял бинт и зелёнку, чтобы заново перемотать палец Дону Педро, так как тот намочил повязку. Затем зашел, чтобы вернуть пузырёк и бинт на место. Ещё повторно заглядывал Митька — Аннушка его за подсолнечным маслом отправила. Еще туда заходил Валерка за пластырем, чтобы примотать какие-то проволочки в радиорубке, так как изолента закончилась (Колька, кстати, на него сильно ругался за это), потом — Михайлюк брал крупу для приманки в силки (теперь стало ясно, кто все кульки и коробки с крупой так понадрывал) и даже сам Бармалей заглянул мимоходом, так как искал Кольку. Каждому что-то было надо.

Нина Васильевна пыталась рассказать, как я ругала и выгоняла из хозки Кошку, но вместо того, чтобы очернить меня, добилась обратного: как ни странно, даже сам Бармалей (и Дон Педро моментально подключился) встал на мою сторону, мол животным не место рядом с продуктами. И Нине Васильевне в ходе разборки пришлось сознаться, что она тоже заходила в хозку за конфетами.

Затем Бармалей попытался выяснить, кто перед обедом был не на глазах других. И опять, к моему счастью, выяснилось, что постоянно отлучался каждый из наших. Только двое — Аннушка и Игнат были все время на виду.

Следствие зашло в тупик.

— Но не могла же она сама повеситься? — попытался пошутить Фёдоров, но как обычно, вышло не смешно. Не засмеялся никто.

В общем, рано я радовалась. Все опять начали бросать на меня косые взгляды.

— Товарищи, подвел первые итоги Бармалей, — время уже за полночь. Завтра рано вставать. Предлагаю, сделать так: пусть все желающие выступят и пойдем спать. Может, хоть что-то прояснится.

Первым поднял руку Рябов. Он сказал так:

— Товарищи! Я простой геолог и говорить не приучен. Но у нас ЧП. На моём веку, а я работаю в полярных и горных экспедициях уже больше двадцати лет — это впервые. И дело даже не в убийстве кошки. А в том, что среди нас сейчас находится психически больной человек.

По рядам прошелестел потрясённый вздох, а Рябов продолжил:

Да, я считаю, что это — психически больной человек. Ведь наших товарищей — Борисюка, Токарева, Лукьяничева, Захарова, и возможно Уткина кто-то тоже убил таким же уродским, извращённым способом. И пытался убить Зою Горелову.

— А может это она всех убила! — выкрикнула с места Нина Васильевна. А Генка обидно так засмеялся.

— Нина Васильевна! — прикрикнул на неё Бармалей. — Покиньте собрание.

— Простите, Иван Карлович, это нервы! Я больше не буду, — захлопала глазами Нина Васильевна и с места не сдвинулась.

Бармалей укоризненно покачал головой, сурово подвигал бровями, но выгонять не стал.

— Сама себе такую рану нанести она бы не смогла, — вступился за меня Колька, и народ загудел.

— Товарищи! Можно я продолжу? — возмутился Рябов. — Я не перебивал никого. Извольте теперь проявить уважение и ко мне.

Все замолчали.

— Так вот, — продолжил Рябов. — Выяснить, кто это сделал мы сегодня не смогли. Причем это может кто-то из нас, а может у него даже есть сообщники вне лагеря.

— Баба Яга? — хмыкнул Митька под смешки мужиков.

— Тихо! — стукнул кулаком по столу Бармалей.

— Я не знаю, — спокойно парировал Рябов. — Я знаю только то, что в лагере теперь находиться небезопасно. Всем нам. И мне совершенно не хочется, чтобы в один прекрасный день меня подвесили также, как эту Кошку. Извините, Иван Карлович.

Бармалей кивнул, мол, продолжай.

— Подытожу, так как время действительно позднее, — прищурился Рябов. — Я считаю, что в свете последних событий нам нельзя работать и ходить поодиночке. Предлагаю разбить всех на пары.

— А спать тоже парами будем? — хохотнул Генка, скользнув по мне взглядом, и все понятливо заулыбались.

— Нет, просто на ночь теперь нужно выставлять охрану, — парировал Рябов. — Тоже по два человека. Да, понимаю, что людей у нас почти не осталось, но тем, что остались, нужно сохранить жизни.

Его последние слова утонули в поднявшемся шуме. Все горячо заспорили, заговорили разом, завозмущались. И тщетно Бармалей и Дон Педро пытались призвать всех к порядку — взволнованные люди не слушали.

Внезапно так грохнуло, что все аж подпрыгнули от неожиданности. Аннушка вышла из своего кухонного уголка и со всей дури жахнула поварешкой по тазу.

— Тихо! — рявкнула она, — Разболтались тут! Иван Карлович же ясно сказал — по очереди!

В столовке стало тихо.

— Спасибо, Анна Петровна, — усмехнулся Бармалей. — Кто следующий желает выступить?

Больше не желал никто. Все вымотались морально и физически. Бармалей закрыл собрание, предварительно разбив всех на пары. Со мной быть в паре не хотел никто (Аннушку логично поставили в пару с Митькой, раз дежурят вместе).

— Значит, будешь с Игнатом, — сказал Бармалей.

— Зато научишься охотиться, — рассмеялся Митька.

На том собрание и закончилось.

Уже уходя, я увидела, как муха таки выбралась из варенья и улетела…

Глава 10

Утром меня разбудил настойчивый тихий стук по каркасу палатки. Блин, неужели я проспала пробудку? Вроде рында ещё не гремела. Или глюки?

Я прислушалась. Тихий стук повторился.

Торопливо расстегнув тент, я выглянула — рассвет только-только загорался, точнее даже не загорался, а так — едва наметился контурно. У моей палатки стоял Игнат, наш проводник и охотник, из коренных местных жителей, и с невозмутимым видом смотрел на меня.

— Пошли. Долго спишь.

— Так время какое — пяти еще даже нет, — я поёжилась от предрассветной сырости, мельком скользнув взглядом по циферблату (спасибо ребятам, починили часики) и, не сдержавшись, зевнула.

— Пошли, — дёрнул головой Игнат.

— Дай хоть оденусь, — проворчала я, задёргивая полог.

Торопливо натянула на себя одежду и выскочила наружу. Ёжась от предутренней сырости, побежала умываться, но была остановлена Игнатом:

— Потом. Пошли.

— Ну дай хоть в туалет сбегать, — возмутилась я.