Широкое течение
Шрифт:
Боясь скандала, стыдясь знакомства с ним, прокли¬
ная тот час, когда она в великодушном порыве согласи¬
лась на свидание, возмущенная его поступком, Люся
прошла по коридору, мстительно и со злорадством думая
про себя: «Хорошо же!.. Ты у меня поплатишься за это.
Я тебе скажу!..»
Остановившись у выхода, она спросила вызывающе:
— Что вы от меня хотите? — Взглянула в его камен¬
ное лицо с плотно сомкнутым ртом
самообладание.
— Выйдемте, — повторил он твердо.
Подавленная его волей, она вышла на улицу, послуш¬
но, как в забытьи, села в такси и опомнилась только то¬
гда, когда машина, взревев, рванулась с места и опроки¬
нула ее на спинку сиденья.
— Куда вы меня везете?
— Почему вы^не пришли? — глухо спросил он, сдер¬
живая дрожь. — Я ждал вас два часа!..
Точно скрываясь от его пристального, пылающего
взгляда, она плотнее вдавливалась в угол, кусала губы,
готовая заплакать. Освещенные витрины, встречные ма¬
шины, фигуры людей сливались в одну расплывчато-пе¬
струю линию; изредка врывался яркий луч света и боль¬
но резал глаза.
— Я свободный человек, — произнесла она, сдержи¬
вая слезы, напуганная, — и поступаю так, как хочу. Не
пришла — значит не пришла, не могла.
— Зачем вы меня обманули? Разве я принуждал, тя¬
нул вас? Вы сами согласились, назначили место и час.
Значит, вам нельзя верить... А если задумали подшутить,
так это бесчестные шутки. Люся... слышите?..
Помолчав немного, он придвинулся к ней и, как бы
желая удержать ее, убедить, прошептал горячо и иск¬
ренне:
— Я люблю вас, Люся... честное слово!..
Закрывая рукой горло, Люся оттолкнула Антона.
— Не трогайте меня! — крикнула она резко и со
злостью. — Глупо же вести себя так... Оставьте меня в
покое... Я не нуждаюсь ни в вас, ни в вашей любви! По¬
нимаете? Остановите машину, я выйду.
Он отшатнулся, поморщившись, зажмурил глаза, ста¬
щил с головы шляпу. В крышу барабанил дождь, шины
сочно щуршали -по мокрому асфальту.
— Остановите! — крикнул он водителю, берясь за
ручку дверцы.
Антон тяжело вылез, расплатился с шофером, прика¬
зал отвезти девушку обратно и пошел прочь, наискось
пересекая улицу; раздался свисток милиционера, но Ан¬
тон все так же размеренно шагал по скользкой, лосня¬
щейся мостовой, по золотистым дрожащим световым по¬
лосам, подставив под дождь свою непокрытую голову.
3
Порыв
рамы, ворвался в комнату, откинул край одеяла и окро¬
пил спящего Гришоню каплями дождя. Гришоня вздрог¬
нул и, думая, что это Антон брызнул на него водой, сон¬
но, скрипуче протянул:
— Ну, не балуйся!..
Приоткрыв один глаз и никого не увидев над собой,
он встал, на цыпочках подбежал к окну, захлопнул его,
затем, повернувшись, озабоченно шевеля пшеничными
своими бровями, стал рассматривать Антона, лежащего
поверх одеяла, одетого. Рядом с кроватью, на спинке
стула, висел мокрый пыльник, по полу растекались от
него потеки, на сиденье валялась набухшая влагой шля¬
па, в стороне — грязные ботинки.
Гришоня хотел разбудить Антона. Но взглянув на бу¬
дильник, на мглистый, дождливый рассвет, решил дать
приятелю отдохнуть еще полчаса, нырнул под одеяло,
сжался в комочек, задумался: что бы это могло приклю¬
читься с его другом?
Антон не спал, лежал, закрыв глаза; голова болела,
мысли путались, ускользали, точно размывались потока¬
ми дождя за окном.
Тоска, ноющая боль в груди гнали его через весь го¬
род по мокрым опустевшим улицам под дождем. Мимо
него изредка мелькали раскрытые зонты, цветные дожде¬
вики... Он много километров отмахал по Садовому коль¬
цу, утомился, но боль не проходила, сжимала сердце.
«Вот и все... — думал он с отчаянием. — Высоко зале¬
тел... Вот сорвался — и вдребезги... Зачем она это сдела¬
ла? Зачем?!. Как теперь жить?! Как работать?!. Эх, Лю¬
ся!..»— Приостанавливался на минуту посреди тротуара
и брел дальше, не разбирая дороги, по лужам.
И сейчас вот он лежит на своей койке, обессиленный,
разбитый, с ужасом осознавая, что все светлое, солнеч¬
ное осталось где-то далеко — прошедшая ночь безжало¬
стно разбила его мечту.
Антон со стоном вздохнул, повернулся.
— На работу пора, — послышался осторожный голос
Гришони, — просыпайся.
— Я не сплю, — отозвался Антон, не подымая век;
полежав еще немного, он приподнялся и сел на кровати,
взглянул на заплаканные окна, на сырую одежду, на
Гришошо, гремевшего чайником, встал, разделся: пид¬
жак и пыльник оставил сушиться, а брюки положил под
матрац — гладиться; в умывальной усердно плескал во¬
ду на лицо, голову...