Широкое течение
Шрифт:
лоб очки и пошел прочь от молота, устало, стесненно,
неся впереди себя отяжелевшие руки. Гришоня подбежал
к Антону и участливо, ободряющее заговорил, хлопая
его рукавицами:
— Ну, что ты, в самом деле, раскис? Всегда работа¬
ешь, словно забавляешься, а нынче ходишь, будто в во¬
ду опущенный. Видишь, Фома -Прохорович сердится.
Подвернув форсунки, Антон убавил пламя в печи. На
чумазом лице его серые глаза горели мрачноватым ог¬
нем.
—
зал Гришоня, подталкивая его в бок. — Нагонять надо...
В это время к ним приблизился старший мастер Са-
мылкин, за ним Володя Безводов, хмурый, удрученный
неудачей товарища.
— Ты гляди у меня, парень, — строго заговорил Васи¬
лий Тимофеевич, наскакивая на Антона и пытаясь сде¬
лать свое мягкое бабье лицо суровым, устрашающим. —
Был ты у меня вот где, — он выхватил из нагрудного
кармана халата засаленную записную книжечку и по¬
вертел ею перед носом нагревальщика, — на странице
хороших, то есть на почетной. Хотел тебя на самостоя¬
тельную работу перевести, на молот поставить. А теперь
вот, гляди, вычеркиваю, — он лихорадочно провел неров¬
ную жирную че?ту, — и заношу на страницу плохих —
на «черную»! Вот, — и торопливо вывел три первые бук¬
вы его фамилии — «Кар.». — Все! Я тебя, гляди, парень,
больше не знаю, не вижу, нет у меня такого на примете!..
А то я, старый дуралей, расхвастался, расхвалил... Что ты
на меня уставился своими глазищами?
Прервав мастера, Володя Безводов сказал подчеркну¬
то официально, точно они были совсем чужими:
— Надо выправлять положение, Антон. Что же это,
мы говорим о том, чтобы вывести цех на первое место,
а тут комсомолец — и вдруг явился помехой в работе.
Гришоня суетился вокруг Антона нашептывая:
— Ну, ответь, скажи, что поднажмешь, выправишь
дело...
Антон исподлобья глядел на возбужденного, запарен¬
ного мастера, на Безводова и молчал, хорошо понимая,
что нечего возражать, когда виноват.
Вернулся Фома Прохорович, спокойный, задумчивый,
легонько отстранив всех от нагревальщика, отвел его к
окну, смущенно кашлянул, дернул за козырек кепки, про¬
молвил:
— Я тут давеча накричал на тебя, Антоша, ты, брат,
извини. С тобой неладное что-то приключилось, а я не
спросил, да и... В работе я забывчив, не сдержался... —
Помолчав, еще раз кашлянул и добавил: — С деталью
нашей на конвейере зарез, вот и всполошились все. Вы¬
зывал меня начальник кузницы, выговаривал. А я редко
сЛышу выговоры-то.
они обидны...
Антон чувствовал, что душа его размягчилась, согре¬
тая теплом и лаской скупых, по-отечески простых слов
кузнеца; ласка эта вызвала в нем ответную нежность,
доверчивость, и захотелось так же просто поведать обо
всем этому большому, с виду угрюмому человеку.
Сквозь незастекленные клетки окна видно было, как
дождь старательно моет груды железного лома, сечет
тоненькие и уже голые деревца, растекается по земле ры¬
жими радужными потоками.
— У тебя отец где? — спросил Фома Прохорович.
— Убит в сорок четвертом году, под Будапештом.
— Так... — тяжко вздохнул кузнец. — Один, стало
быть, рос? Так... — повторил он. — У меня вот тоже дво¬
их сынов война взяла... — И медленно отошел к молоту.
А Антон ощутил в себе родственную близость к нему.
Вторую половину дня Аптон работал лучше, но о ре¬
кордной выработке не приходилось и думать — еле дотя¬
нули до положенной нормы.
— Не горюйте, Фома Прохорович, — с трогательной
нежностью успокаивал Гришоня кузнеца, помогая ему
прибираться. — В другой раз обязательно поставим ре¬
корд, нам ведь это не впервой.
— Слабо утешаешь, Гриша, — устало усмехнулся куз¬
нец. — От нас именно сегодня детали требовали, конвей¬
ер ждать не будет. Может быть, вторая смена наверста¬
ет за нас...
Пришла вторая смена: кузнец Камиль Саляхитдинов,
молодой татарин с широкоскулым лицом; в узких проре¬
зях острыми лезвиями сверкали хитрые и насмешливые
глаза, короткая могучая шея и широкие плечи налиты
буйной силой, носки ступней повернуты немного внутрь,
руки, жаждущие дела, все время в беспокойстве, в дви¬
жении; и нагревальщик его, Илья Сарафанов, высочен¬
ный парень с унылым лошадиным лицом и трубным го¬
лосом.
— Иду, гляжу, плак?,т-«молния» висит — десять мет¬
ров в длину, двенадцать метров в ширину! — громко за¬
говорил Саляхитдинов, протягивая Антону пачку с папи¬
росами и не спуская с него острого, насмешливого взгля¬
да.— На плакате первое слово — «Слава!» Где слава?
Кому слава? Ага! Бригада Полутенина выполнила норму
на двести пятьдесят процентов. Ай, как обидно, — почему
не я! Закрыл глаза, ударил себя по лбу кулаком, от-
крыл — никакого плаката нет: померещилось. Ай, ре¬
корд! — И захохотал, обнажая множество мелких белых