Шизофрения
Шрифт:
—Они что, прямо-таки специально едут жить в парфюмерной лавке? — снова не удержалась Александра, но успокоила себя тем, что еще в машине начала играть роль блондинки, которой прощается все.
Онуфриенко хмыкнул и отошел на дорогу. Задрал голову вверх, видимо пытаясь по свету в окнах обнаружить признаки жизни в доме.
—Сейчас откроют, – уверенно пообещал он.
И действительно, ворота, наконец, отворились, и перед ними предстал высокий темноволосый мужчина с радостной улыбкой на лице — не американской — проходной, а гостеприимной — египетской, отражающей неимоверное счастье от встречи именно с вами, а не с кем-то другим, и с распростертыми объятиями ринулся к гостю.
—О-о-о! — Онуфриенко попытался броситься ему на шею, но в результате разницы в росте, приплюсованной к высоте тротуара, на котором стоял египтянин, обхватил того за талию.
—О-о-о! — хозяин, подняв полные счастья глаза к ночному небу, нежно поглаживал бритую голову гостя.
В памяти Александры всплыла картина «Возвращение блудного сына», хотя сын на картине, помнится, стоял на коленях. Когда улеглись первые бурные восторги, вспомнили о скромно стоящей поодаль гостье.
—О-о-о! — протянул к ней обе руки хозяин, однако Александра, памятуя о том, что в сюжете картины персонаж блудной дочери отсутствовал, в связи с чем египтянин никак не может быть ее отцом, на всякий случай немного отстранилась и растянула губы в московской улыбке. Сдержанной и недоверчивой.
— Это Гуда, — представил египтянина Онуфриенко, с лица которого не сходила радостная улыбка. — Очень гостеприимный человек.
Египтянин согласно закивал, приложив руки к груди. Из ворот дома выскочили какие-то люди в галабеях, подхватили багаж и потащили вверх по узкой лестнице, начинавшейся в дальнем углу помещения.
Александра последовала за мужчинами, прислушиваясь, как Онуфриенко на арабском что-то оживленно рассказывает хозяину дома.
— Я ему сказал, что вы у нас пугливая, как лань, — весело пояснил он, повернувшись через плечо. — А то вы так спрятались мне за спину, будто Гуда — крокодил какой-то, — укоризненно сказал он, стараясь не отставать от перешагивающего через ступени египтянина.
Тот, немедленно отреагировав на понятное слово «крокодил», что-то оживленно сказал по-арабски.
—Он что, обиделся, как вы его назвали?— пропыхтела Александра, считая шпильками бесконечные ступени. Вроде, уже третий этаж.
—Нет, он говорит, что в Ниле крокодилов уже давно нет. Перевелись.
На пятом, а может даже на шестом этаже, важно, что выше идти было некуда, Гуда толкнул дверь, и они оказались в просторном зале с огромными окнами, занавешенными ночным небом.
Гуда проговорил что-то по-арабски и указал рукой на одну из нескольких дверей, выходивших в зал.
— Ночевать будем здесь, — пояснил Онуфриенко.
Хозяин, продолжая говорить, ткнул пальцем в холодильник, а затем протянул руку по направлению к двери, за которой слышалось журчание воды.
Онуфриенко весело закивал.
—Можете не переводить, — сказала Александра. — В холодильнике еда и питьевая вода, а там за дверью — туалет.
Гуда слегка поклонился и, еще раз показав на холодильник рукой, исчез за дверью на лестницу.
—Та-ак…— протянула Александра, опускаясь в одно из многочисленных кресел, накрытых белыми чехлами, и закидывая ногу на ногу. — Ну, и кто этот Гуда?
— О-ооо! — воскликнул Онуфриенко. — Отец этого господина — легендарная в Египте личность. Он обладал редким даром ясновидения и не раз помогал археологам в раскопках. А однажды ему было видение… — Онуфриенко прикрыл ладонью рот и нос и негромко чихнул, но Александра на этот раз промолчала, — сказал: копайте, мол, здесь, около пирамиды, и…
—Чего-то выкопали?— поинтересовалась она у Онуфриенко, который задумчиво уставился на холодильник.
—А-а… Ну, да, выкопали… — он приоткрыл дверцу холодильника. — Еда здесь только чужая, других гостей, — предупредил он, — а вода — общая. Выкопали, значится… — задумчиво посмотрел на спутницу, будто решая какую-то сложную задачу, — выкопали погребальную ладью, которая сейчас стоит рядом с Великой пирамидой. И в благодарность правительство Египта выделило ему землю на строительство этого дома, который по наследству перешел к сыну. Ну, что, пойдем устраиваться? Этот зал, так сказать, помещение общее, значится, где медитации коллективные устраивают, конференции всякие. Вчера вот, Гуда сказал, американцы уехали, а вот тут — рядом, — указал на дверь, — итальянская писательница уже месяц живет, книгу пишет. Так что пойдем в наши, так сказать, апартаменты, а то поздно уже, — он толкнул одну из дверей. — Не бойтесь, входите. Комната небольшая, но кроватей две…
— Вы хотите сказать, что мы будем ночевать в одной комнате? — изумленно воскликнула Александра, вспомнив угрожающую надпись на майке Онуфриенко, и осторожно перешагнула порог. — А разве еще одной комнаты у Гуды нет? Я заплачу. Деньги у меня есть.
— Все комнаты заняты. Я уже узнавал. Их задолго заказывают. Да вы не переживайте. Я спокойно сплю. Не храплю. Приставать не буду. А дом Гуды — наш перевалочный пункт. Нельзя же все время в Каире сидеть.
— И долго мы здесь будем… переваливаться?
— Здесь пробудем несколько дней. Если не понравится — завтра к себе вернетесь. В «воронью слободку», — обнаружил он знание ситуации в представительстве.
Мысль о возвращении показалась Александре преждевременной.
— Вы в зале пока посидите, а я какую-нибудь еду приготовлю, — предложил Онуфриенко. — Вы ведь, я так понимаю, кроме вещей ничего с собой не взяли?
— Я и в кафе могу поесть, — гордо заявила Александра, — на площади.
Зайдя в комнату минут через десять, Александра обомлела. На одной из кроватей лежал широко распахнутый рюкзак, похожий на открытую пасть чудовищной обожравшейся рыбы, откуда выглядывали провода, пакетики, половник, кастрюлька, миска, кружка, крошечный походный чайник и много всего не менее замечательного, позволяющего опытному русскому туристу без гроша в кармане пешком пересечь территорию любой страны, не обращаясь за помощью в международные благотворительные организации. Трудно было поверить, что в годы обострившейся борьбы с терроризмом такой рюкзак пропустили через границу. Впрочем, может, бдительных таможенниц тоже зачаровала надпись на майке?