Шизофрения

Вико Наталия Юрьевна

— Лавку старьевщика открыли? — поинтересовалась она.

— Где вы там ходите? — пропустив мимо ушей ехидную фразу, Онуфриенко указал на шкаф. — Размещайтесь. Вещи вешайте, а то в сумке помнутся.

— Может, я лучше в отель, а? — нерешительно проговорила Александра, присаживаясь на край кровати.

— Как знаете, — с нарочитым безразличием сказал Онуфриенко, — но лучше завтра, учитывая, что достойных вас отелей в этом районе все равно нет, — он отвернулся и, напевая под нос, поставил на компактную электрическую плитку алюминиевую кастрюльку с погнутыми ручками, чем-то напоминавшую лопоухую собачку, налил

в нее воды из бутылки и подсолил.

Пока вода закипала, а Александра вешала свои вещи в шкаф, из кармана рюкзака были извлечены плейер и крошечные динамики походной стереосистемы. Через минуту по комнате разлилась дребезжащие звуки.

Александра недоуменно подняла глаза.

— Тибетские монахи, — с нескрываемой гордостью пояснил Онуфриенко. — Оригинальная запись. С натуры. Повышает частотность головного мозга.

—А-а, — она понимающе кивнула.

Тибетские монахи пели заунывно и жалостливо, будто тоже давно не ели.

— Вы рукопись-то прочитали? — поинтересовался Онуфриенко.

— Да, спасибо, могу вернуть. Потому что мою жизнь она не изменила и вряд ли изменит. А реальность, которая нас окружает, создается нами самими.

— Вы так думаете? — Онуфриенко глянул, показалось, со скрытой усмешкой, но больше по этому поводу ничего не сказал.

Вода в кастрюльке, наконец, закипела, и в нее было высыпано содержимое небольшого пакета, а также сухая зелень из пластиковой баночки. В воздухе запахло пищей.

— Что? — Александра вытянула шею. — Что там? — запах показался ей подозрительным.

— Там? Перловка! — с наслаждением втянув ноздрями воздух, сообщил Онуфриенко, помешивая содержимое кастрюли маленьким половником. — Сейчас будем есть, — голосом, не предполагавшим возражений, сказал он.

— Что? Перловка?! — в голове Александры возник образ маман со стаканом утреннего лечебного морковного сока в руке, всегда предварявшего процедуру полезного детского питания в виде омерзительных каш.

— Да, перловка. Но какая! — кашевар даже причмокнул губами. — Приготовленная с любовью, не загрязненная скверными словами и мыслями. Пища богов!

— Ни за что! Слышите? Ни за что! — скривилась Александра. — Наслаждайтесь сами! Уверена, что боги такое, — она сделала неопределенный, но выразительный жест рукой, — не едят!

— Как хотите! — Онуфриенко отложил часть сваренной каши в термос и не спеша начал есть прямо из кастрюльки.

— А что, больше ничего нет? — на всякий случай поинтересовалась она.

— Есть, — невозмутимо поедая варево, ответил любитель каш.

Обнадеженная Александра бросила на Онуфриенко благодарный взгляд.

— Перловка в термосе, — равнодушно сказал тот. — Ваша порция. Еще чай с сухариками могу предложить, — сжалился он, заметив страдание на лице Александры. — Сейчас доем, принесу кипяток и заварю, — он тщательно выскреб кастрюльку и облизал ложку. — Пища богов! — повторил он, поднимаясь и поглаживая себя по животу. — Пошел за кипятком. А вы переоденьтесь хотя бы.

Когда дверь закрылась, Александра быстро натянула льняные брюки, тонкий хлопчатобумажный пуловер и кроссовки. Тибетские монахи, притихшие было под гнетом вибраций ее низкочастотного мозга, вдруг крякнули одним динамиком, издали протяжный свист из другого и снова запели, тем самым, несомненно, выразив восторг

по поводу ее нового наряда.

Вернувшийся Онуфриенко, судя по выражению лица, наряд тоже оценил.

— Классный прикид! — обнаружил он знание жаргонизмов. — Особенно для пирамиды хорошо будет. Вот чашка, вот чай, — расставил приборы на столике у кровати. — Вот сухарики, — покопался в бездонном рюкзаке, который неохотно отдал важную часть своего содержимого. — Ну, спокойной ночи! — не раздеваясь, лег на кровать и натянул покрывало.

Александра наполнила чашку мутноватой жидкостью, взяла упаковку с сухими хлебцами и вышла в зал. Там, слава богу, никого не было. Устроившись с ногами в кресле, она откусила кусочек галеты.

«Ну, что ж. Чай без сахара с сухими хлебцами, — она пригубила напиток. — Освоим новую диету „а-ля хороший человек“». Мысль показалась ей успокаивающей, потому что диеты были ее страстью и слабостью. В отличие от людей, которые обычно собирают то, что можно рассматривать: почтовые марки, спичечные коробки, монеты, значки и много чего другого часто совершенно бесполезного, но приносящего радость в их монотонную жизнь, Александра коллекционировала диеты. Каждый новая диета — уникальный экспонат в коллекции — тестировалась на собственном организме, и после многодневных тщательных контрольных измерений объема и веса тела попадала, часто вместе с остатками разноцветных баночек и пакетиков, на длительное, чаще — вечное хранение на полку в гараже. Александра иногда подходила к этой полке и рассматривала экспонаты, которые напоминали ей о победах, поражениях и ничьих в борьбе с избыточным с ее точки зрения весом. Самое обидное, что те, ради кого она худела в очередной раз, никогда не замечали никаких изменений и смотрели всегда с обожанием, а если и говорили что-нибудь приятное по этому поводу — то только тогда, когда она сама спрашивала. Последним ее увлечением стало тщательное пережевывание рисовых зернышек в количестве, соответствующем числу прожитых лет. Апофеозом диеты, как обычно, стал торт-сметанник, съеденный на третий день молча и без остатка. И опять никто ничего не заметил. Ни до, ни после торта.

Александра допила чай и прикрыла глаза. Сон пришел быстро, но спать в кресле оказалось неудобно — затекали ноги. Поэтому и сон привиделся дурацкий. Огромная — величиной с астраханский арбуз — египетская папайя, которую притащил счастливый Иван Фомич. «Кушай, деточка, кушай», — приговаривал он, наблюдая как «богиня», постанывая от удовольствия, вгрызается в нежный фрукт. Но тут откуда-то появился неугомонный Онуфриенко и начал бегать вокруг с ушастой кастрюлькой в руках. «Перловка — вот настоящая пища богов!» — неустанно повторял кашевар, пытаясь испортить ей аппетит. Видно так и не смог никому впарить свое варево. Не иначе как боги разбежались и попрятались…

* * *

Утренний призыв муэдзинов известил о приближении нового дня. Александра решила подремать еще немного, но сон уже не приходил – дом наполнился звуками и движениями. Она открыла глаза и посмотрела в окно. Небо уже начало розоветь, отогреваясь после ночи.

«Онуфриенко не так уж плох», — отметила она, обнаружив, что заботливо прикрыта покрывалом.

— Так и спали здесь всю ночь? — услышала насмешливый голос за спиной. — А зря. В кровати удобнее.