Школа над морем (илл. В Цельмера)
Шрифт:
В тот вечер у Галины были грустные-прегрустные глаза. И от этого они казались еще больше, эти грустные глаза с длинными ресницами.
За ужином отец невольно посматривал на Галину. Он давно уже не видел своей дочки такой печальной. Наоборот, последние дни Галя была особенно жизнерадостной и веселой. Все радовало ее: и близкий приезд матери, и апрельское солнце, и голубое море, и такое небо, что и самой хотелось, как птице, взлететь высоко на сильных крыльях!
На вопросы отца Галя отвечала неохотно и как-то уклончиво. Даже отцу стыдилась она рассказать правду о записке и своих неприятностях.
— Чего ты дуешься? Сердишься? Я же разорвал записку, чего тебе еще надо?
Галина молчала.
— Напрасно ты злишься. Ничего плохого ты не сделала. Я и сам потом все хорошо выучу, весь урок знать буду. И работу потом тоже напишу — сам для себя напишу. Мне только сегодня некогда. Вот и все.
К ним подбежала Люда Скворцова:
— Про что вы тут? Что-нибудь интересное?
— Интересное! — ответил Олег. — А что — не кажем!
— И не надо, просить не буду. Секрет, значит? У меня у самой, слава аллаху, секретов сколько угодно. Интересно! — запела она. — Инте-рес-но! У Олега и Галины секреты завелись!
На следующий день Василий Васильевич возвращал ученикам работы по литературе. Галина со страхом заметила, что и ее и Олегову тетради Василий Васильевич оставил у себя. Олег сидел красный, опершись на руку подбородком. Галина оглянулась на него, и их взгляды встретились. Олег отвернулся, но в его глазах девочка успела прочитать: «Попались!»
В тишине отрывисто прозвучал голос Василия Васильевича:
— Кукоба!
Галина вздрогнула и встала. Она стояла бледная, с опущенными глазами.
— Башмачный!
Девочка услышала, как за ее спиной поднялся из-за парты и Олег. Ученики, ничего не понимая, переглядывались. В классе стало сразу тихо, как бывает тихо перед грозою.
— Кукоба и Башмачный, подойдите сюда, чтобы все могли вас видеть, — снова прозвучал голос Василия Васильевича. — Это твоя, Кукоба, тетрадь?
Галина кивнула головой.
— А это — твоя?
— Моя, — тихо промолвил Олег.
— Слушайте внимательно, ребята, — обратился Василий Васильевич к классу, — я прочту вам сейчас кое-что из работ этих двух… — директор кивнул на Галину и Олега, — этих двух учеников.
Он взял тетрадь Кукобы и прочел:
— «Лучшие произведения Панаса Мирного — романы «Разве ревут волы, когда ясли полны» и повесть «Лихие люди». Главный герой романа «Разве ревут волы» — это Чипка. Кто такой Чипка Это крестьянский парень. Тяжелая, злая жизнь и панский гнет делают то, что Чипка становится разбойником. Панас Мирный в образе Чипки показывает в своем романе протестанта против панства, против жестокости крепостничества».
А теперь — из работы Олега Башмачного:
«Лучшие произведения Панаса Мирного — повесть «Лихие люди» и роман «Разве ревут волы, когда ясли полны». Главный герой романа «Разве ревут волы» — Чипка. Кто такой Чипка? Парень из деревни. Панский гнет и тяжелое, злое житье довели его до того, что он становится
Ученики завозились, зашептались, а Василий Васильевич продолжал читать дальше:
— У Галины Кукобы:
«Писатель объясняет социальные причины появления такого протестанта. У Чипки богачи отнимают последний клочок земли. Чипка не находит правды. Но он находит и революционной дороги…»
У Олега Башмачного:
«Писатель объясняет социальные причины такого протестанта. Богачи отняли у Чипки последний клочок земли. Чипка не может найти правды: Но он не находит также и революционной дороги.»
Хватит, — закончил Василий Васильевич. Дальше я читать не буду. Так все с начала и до конца. То, что есть в тетради Башмачного, есть почти дословно и в тетради Кукобы. Я спрашиваю: что это значит?
Галина и Олег стояли молча, не смея взглянуть в глаза ни директору, ни своим товарищам.
Тогда кто-то из учеников сказал громко:
— Они списали друг у друга.
— Списали!.. — зашелестел класс.
— Дело ясное, — сказал Василий Васильевич, -конечно, списали. Только не друг у друга, а один из них списал у другого.
И тут глухо прозвучал голос Олега:
— Василий Васильевич, это я списал … И я даю слово, что…
— Подожди немного, слово будешь давать потом. Что ты скажешь, Кукоба?
Галина подняла голову. Какой тяжелой была сейчас эта голова! Как тяжело было ей глядеть сейчас на класс! Хоть бы один сочувственный, подбадривающий взгляд!
— Василий Васильевич, Башмачный действительно списал у меня, и я…
Галина запнулась.
— И ты — что?
И тут снова откликнулся Олег:
— Я очень ее просил, и она… того…
Девочка метнула взгляд на Башмачного. В ее взгляде мальчик прочел многое. Он понял: слово «Записка» не должно произноситься.
— Башмачный просил. И я дала ему списать.
Никогда школьники не видели Василия Васильевича таким рассерженным. Его пальцы дрожали, голубые ясные глаза потемнели, и весь он пылал глубоким, нескрываемым возмущением.
— Слышите, как все это просто: попросил списать и списал. И у Кукобы не нашлось даже слова для возражения! Чрезвычайно просто! А подумал ли кто-нибудь из вас над тем, что вы наделали? Ты думаешь, Кукоба, что ты помогла товарищу? Нет, ты ему не помогла, ты его еще глубже вниз толкнула! Еще глубже! Ты отличница и пионерка! Ты — звеньевая! Какой прекрасный пример для других, не правда ли?
Галина закрыла лицо руками. Горячие слезы полились по щекам. Она чувствовала, что нет ей никакого оправданья. Каждое слово Василия Васильевича, казалось, навсегда западали ей в сердце. И всему виной только она. Записка? А что такое, в сущности, эта записка? Глупости все это! Никакая записка не снимает с нее вины.
— И почему это все могли выполнить свои заданья, — продолжал Василий Васильевич, — и выполнили их прекрасно, и только один Башмачный решил списать у товарища? Почему ты думаешь, что твою работу должен делать за тебя кто-то другой? Какой же гражданин Советского Союза получится из тебя? Где же ваша пионерская гордость и честность?