Школа в кольце (Сборник рассказов и повестей о войне)
Шрифт:
Пока Олег ходил на улицу, ребята поочередно поддерживали младшего, что бы тот не свалился на ледяной пол.
– Я до войны изюм не любил, из булок выковыривал, представляете?! – неожиданно проговорил Данька, глядя в стену, – эх, сейчас бы этого изюмчика… Я бы, наверное, целый килограмм зараз съел, или даже два… Когда война пройдет, я первым делом пойду в магазин за изюмом, вот мать удивится!
– А я белый хлеб не ел, только французскую булку, во, дурак-то был, – протянул Севка, – ну, ничего, когда-нибудь наемся и булками, и хлебом!
А Вовка, пожав
– А я все люблю, даже лук варенный в супе, хотя его мало кто любит. Но больше всего картошку жаренную уважаю, со шкварками, поджаристую, корочка хрустит, шкварки солененькие, а если еще ломоть хлеба черного, свежего, душистого к ней… Вот закончится война, первым делом попрошу мамку нажарить и сам хлеб порежу во какими кусищами… – тут он развел ладони в сторону, показывая размер «кусищ» и зажмурился от удовольствия.
Вернувшийся в этот момент Олег, с удивлением посмотрев на мечтательное лицо друга, спросил:
– Вы про что тут без меня разговаривали?
– Про еду, – открыв глаза, но не меняя мечтательного выражения, произнес Вовка, остальные согласно закивали головами.
– А чего про нее говорить?
– Ну, кто что любил или не любил до войны…
– Я яблоки не любил есть – долго больно жевать. Кусок откушу и брошу в буфет подальше, чтоб бабушка не ругалась – она всегда пыталась нас витаминами накормить. Как же мне теперь эти яблоки пригодились!
– И как?
– Да так. Мы с младшим теперь эти засохшие огрызки достаем и жуем, как сухофрукты – вкуснотища! И еще мама с бабушкой тоже едят. Бабушка, как узнала про наш «склад», даже ругаться не стала…
– Повезло, – протянул Севка, – слушай, а ты что после войны первым делом съешь?
– Уху… – тут же ответил Олег.
– Уху? – недоуменно переглянулись остальные.
– У меня отчим страсть как рыбалку любит, он просто отменный рыбак. Мы с ним иногда на выходные с ночевкой ездили. Костер, сверчки поют, волна тихонько плещет, рыба в реке играет, луна все вокруг делает таинственным. А уха из окуня, да только что пойманного, да на костре сваренного… Нееее. Я ничего еще лучше в своей жизни не едал…
Друзья с интересом посмотрели на Олега. Они и не догадывались, что он такой мастер рассказывать, а уж как им после этой живо описанной истории ухи с дымком захотелось и не передать! Первым «вернулся» на землю сам виновник. Пока снег не растаял в руках, Олег, стряхнув с себя «ушиное» наваждение, начал растирать им Мишкино лицо, и слегка похлопывать друга по щекам. Наконец Мишка сделал судорожный вздох и, открыв мутные глаза, начал понемногу приходить в себя. Постепенно взгляд его стал осмысленным и он уже смог сам стоять на ногах, правда, пока ребята окончательно не отпускали его, боясь, что от слабости он опять начнет падать. Олег достал из кармана завернутые в бумагу лепешки и протянул одну из них Мишке. Тот недоумевающее посмотрел на друга.
– Ешь! А то свалишься, не хватало еще тебя на руках такщить, – нарочито грубовато сказал Олег, чтобы пресечь все попытки возражения. Мишка, не в силах отвести взгляд от лепешки, решительно зажмурил глаза и отрицательно замотал головой.
– Ешь! Кому сказано! Не спорь со старшими!
– А можно, я половину съем, а половину вы? – открыв один глаз, предложил Мишка.
– Половину на всех? Только понюхать? Давай уже целую лопай! – Олег отвернулся от соблазнительно пахнущего кулька с лепешками.
– А, мне кажется, правда, можно вторую половину на нас четверых разделить, – предложил Данька, – получится на каждого одна восьмая часть, но это ж лучше, чем ноль, – он был хорошим математиком и любил точность.
– Подчиняюсь большинству, – сурово сказал Олег, пытаясь скрыть радость, – есть после долгого и трудного похода хотелось нестерпимо. Лепешка была поделена на не совсем ровные половины – Мишка все же настоял, что бы его часть была поменьше, а другую поделили на четыре части. Причем, Данька, как математик и круглый отличник по черчению делил с филигранной точностью, пытаясь сделать так, чтобы даже крошек у всех было поровну. Когда лепешка мгновенно «исчезла» в недрах молодых организмов, Вовка постучал в дверь – звонки уже давно не работали – но никто не отозвался. Тогда он решительно толкнул входную дверь, которая оказалась открытой и распахнулась сама. Ребята вошли в темный коридор.
– Николай Матвеевич, вы где? – позвал Вовка. Все прислушались, но ответа не было. Они пошли по длинному коридору коммуналки, стуча в двери всех комнат и поочередно их распахивая. В глубине третьей по счету они увидели сидящего за столом человека. Обрадованные ребята бросились к столу, но, подойдя ближе, поняли, что сидящий за столом – мертв… Они потрясено замолчали.
– Это не Николай Матвеевич, – первым заговорил Олег-старший.
– Нет… Это какой-то незнакомый дяденька, – шмыгнул носом Мишка. – Все равно жалко. Он на нашего соседа похож, на дядю Слава скрипача, который после Сашка помер. Может, он хороший был? Вот наш сосед хороший… был…
– Подожди, не до воспоминаний сейчас. Что будем делать? – спросил Данька, глядя на друзей.
Все сосредоточенно молчали.
– Может, его, как того парнишку? В подвал? – предложил Сева.
– Не дотащим мы его, – возразил после паузы Вовка, – мы пацана впятером еле дотащили… А тут взрослый… Не можем мы всем помочь… да и не надо… я так считаю.
– Оставим, как есть?
– Не знаю… Давайте, наверное, для начала закроем дверь в комнату… чтобы Николай Матвеевич не увидел, что его сосед…Что его больше нет…
– Кому видеть-то? Мы же учителя еще не нашли, – подал голос Мишка.
– Ну и что? Найдем! – твердо сказал Вовка и продолжил, – а потом сообщим, чтоб за покойником приехали. Как Мишкина мама сделала. Адрес назовем. Мне кажется, это все, что мы можем сделать для человека…
– Бывшего человека… – поправил Даня.
– Нет! Он хоть и мертвый, но все равно человек! Наш, советский человек, умерший от голода и холода, но не сдавшийся врагу…
Все помолчали, сняв шапки, потом Вовка, поглядев поочередно на каждого, уточнил: