Школа
Шрифт:
– Ну, все пацаны курят…
Молчим. Пиво немного дало. Я говорю:
– Ну у нас и бабы в классе – одни уродины.
– Точно. Но мне на них наплевать.
– А у тебя что, есть баба?
– Ну, вообще есть. – Антонов лыбится. – Только не на нашем районе, а на Пионерах.
– А как ты ее снял?
– У меня там сестра двоюродная живет, а она – ее подруга.
– И давно вы?
– Полгода.
– На Пионеры не сцышь ездить? Все-таки враги.
– Не-а. Ко мне там ни разу никто не приставал.
– И часто ты у нее?
– Когда
Вот тебе и отличник. Может, это и понты, но вряд ли. Во как бывает: пацан – лох, на районе своем нулевой, а бабу дерет за всю херню. Ладно, пускай. Лучше про что другое с ним поговорить.
– Уже знаешь, куда будешь поступать?
– Вообще так, приблизительно. В какой-нибудь технический вуз в Москве.
– Ни хера себе!
– А что у нас в городе ловить? Я не собираюсь всю жизнь инженером на сотню рублей. Институт – это ведь только начало, можно сказать, первая ступенька. А потом можно наукой заняться – в аспирантуру пойти. Или начальником какимнибудь стать. Или в райком. Москва – это не то что здесь. Два-три первых года погулять, потом – жениться на москвичке, прописку получить, чтоб по распределению не заперли в дыру, вроде нашей. Я допиваю пиво большим глотком. Антонов спрашивает:
– А ты куда планируешь после школы?
– Не знаю. Не думал про это. Надо еще десятый закончить, а там видно будет.
Автобус тормозит: кто-то из баб попросился посцать.
С обеих сторон дороги – лес. Гриша орет:
– Мальчики налево, девочки направо!
– Только, мальчики, осторожно, смотрите, машины, – говорит классная и ныряет в кусты. Мелькает ее толстая жопа в спортивных штанах.
Я перехожу дорогу и забираюсь подальше в кусты – покурить. Недалеко становятся сцать Сухие. Хуев я не вижу, но вряд ли у них длинней, чем по три сантиметра.
Я курю, сцу, потом прусь назад к дороге. Антонов уже топчется около автобуса. Бабы по одной вылазят из кустов.
– Сейчас бы еще пива, – говорю я Антонову.
– Вообще, да, одной мало.
Едем всю ночь. Утром останавливаемся на стоянке – в туалет и помыться. Пока я сцу в обосранное со всех сторон очко, Антонов чистит зубы над ржавым умывальником. Тут же выкуриваю сигарету, потом стою около автобуса и смотрю, как бабы вываливают из своего туалета. Рожи помятые, на головах – «я летела с сеновала, тормозила головой».
В автобусе я ненадолго вырубаюсь, потом уже не сплю. Едем по окраинам Ленинграда. Обычные серые дома – ничего особенного.
Вытаскиваю из сумки «тормозок» – мамаша собрала: вареные яйца, кусок сала и батон с маслом. Начинаю хавать. Антонов разворачивает фольгу и грызет жареную курицу. Другие все тоже что-то жрут.
Гриша бьет по тормозам. Они долго базарят с батькой Коноплевой, водят пальцами по карте – видно, заблудились. Лохи тупые, им только по Рабочему ездить. Гриша вылазит, спрашивает дорогу у деда в пиджаке с колодками орденов. Дед тыкает куда-то пальцем, что-то объясняет.
Все пялятся в окна, но там ничего интересного – дома как дома. На тротуаре валяются бычки и пачки из-под сигарет – все как у нас.
Я спрашиваю Антонова:
– Ты был раньше в Ленинграде?
– Был давно, малый еще. Ездил с родителями на экскурсию. Но я почти ничего не помню. А ты?
– Я первый раз. Я вообще нигде не был, кроме Минска.
– Что, и на море ни разу ни ездил?
– Не-а.
Автобус трогается. Мы едем еще минут двадцать. За окном – старые облезлые дома и несколько необлезлых, недавно перекрашенных.
– Я узнал это место, – говорит Антонов. – Там Эрмитаж и Дворцовая площадь, а вон то – Невский проспект.
Гриша тормозит на стоянке. Вокруг – море автобусов с номерами разных городов.
– Ребята, сейчас все идем в кассу Эрмитажа, встаем в очередь и покупаем билеты, – говорит классная. – Никуда далеко не отходите. На всякий случай запомните номер автобуса – 72-17 МГС.
Все вываливают на улицу. Гриша прибарахлился: одел облезлую тенниску на пуговицах, года семидесятого, пузо затянул ремнем – оно висит, как мешок с говном.
Он спрашивает у батьки Коноплевой:
– Пойдешь в Эрмитаж?
– На хер надо – похожу лучше по магазинам, может, сервелата найду или конфет хороших.
– А я схожу – посмотрю, что это за зверь такой.
Мы премся через площадь с колонной посередине. Кругом трутся туристы, орут, фотографируются. Некоторые трындят не по-нашему – значит, иностранцы.
Подходим к кассам, становимся в очередь. Впереди – толпа народу. Много пацанов и баб – видно, тоже на экскурсию от школы. Покупаем билеты, и классная говорит:
– Собираемся здесь же, у входа, ровно через два часа.
Я откалываюсь от своих, хожу по залам, ищу голых баб. Есть некоторые ничего, но все жирные – ляжки, как у Капитоновой с восьмого «б». Она чуть в дверь проходит, цепляется жопой.
Хожу, может, всего час, а уже надоело. Иду к выходу.
На ступеньках догоняю Гришу, он спрашивает:
– Ну как?
– Нормально.
– Что тут нормального? Одни ебатые бабы. Я их что, мало видел? Ну и спорол я хуйню, что пошел сюда. Надо было, как Володя, сразу по магазинам, а то еще грошы отдал за это говно.
Я спрашиваю:
– Ты сейчас куда – к автобусу?
– Ага.
– Я тоже.
– Надо взять сумку – и по магазинам. Жонка сказала купить копченой колбасы, а лучше сервелата. Еще конфет шоколадных и печенье… как это его… А, овсяное.
Подходим к автобусу. Гриша спрашивает:
– Ну что, посадить тебя и закрыть?
– Не, я лучше похожу.
– Ну походи, только смотри не потеряйся. Ленинград – это тебе не Могилев.
«Без тебя знаю, не надо меня лечить». Пробираюсь между автобусов, выхожу на тротуар. Нахожу гастроном, беру две пива и сажусь на скамейку. Насрать, что сбор около входа. Поймут, что пошел к автобусу.