Школьные дни Иисуса
Шрифт:
Инес молчит. Он, Симон, заговаривает – впервые.
– Частный преподаватель нам не по карману. А академии… В Новилле их нет. По крайней мере никто о них не говорил. А что такое академия? Если это просто затейливое наименование школы для беспокойных детей, для детей себе на уме, нам такое не нужно – правда, Инес?
Инес качает головой.
– В Эстрелле две Академии, – говорит Роберта. – Они вовсе не для беспокойных детей. Одна – Пения, а вторая – Танца. А есть еще Атомная школа – но она для детей постарше.
– Давиду нравится петь. У него хороший голос.
– Я не специалист в образовании, Инес. Все семьи, с которыми я знакома в Эстрелле, отдают детей в нормальные школы. Но, уверена, Академии учат основным навыкам – ну, чтению, письму и всякому такому. Могу спросить у сестер, если хотите.
– А что это за Атомная школа? – спрашивает он. – Чему там учат?
– Они учат про атомы. Смотрят на атомы в микроскоп, чем они, атомы, там занимаются. А больше я ничего не знаю.
Они с Инес переглядываются.
– Мы будем иметь эти академии в виду, – говорит он. – А пока мы совершенно счастливы жить здесь, на ферме. Как думаете, сможем мы остаться здесь после того, как сбор урожая закончится, если предложим сестрам небольшую плату за постой? Иначе нам придется связываться с морокой регистрации в Asistencia, искать работу и жилье, а мы к этому не готовы пока – правда, Инес?
Инес качает головой.
– Давайте я поговорю с сестрами, – говорит Роберта. – С сеньорой Консуэло. Она самая практичная. Если скажет, что можно здесь остаться, вам, наверное, стоит связаться с сеньором Роблесом. Он дает частные уроки, недорого. Из любви работает.
– Кто такой сеньор Роблес?
– Окружной инженер водоснабжения. Живет в нескольких километрах дальше по долине.
– С чего бы инженеру водоснабжения давать частные уроки?
– Он много чем еще занят помимо инженерного дела. У него уйма талантов. Пишет историю освоения этой долины.
– Историю. Я не знал, что у таких мест, как Эстрелла, есть история. Если дадите номер телефона, я свяжусь с сеньором Роблесом. А вы не забудете поговорить с сеньорой Консуэло?
– Не забуду. Не сомневаюсь, она не будет против, если вы останетесь, пока не подыщете что-нибудь постоянное. Вам наверняка хочется перебраться в собственный дом.
– Не очень. Нас устраивает, как все складывается. Для нас жить по-цыгански – все еще приключение, правда, Инес?
Инес кивает.
– И ребенок доволен. Он учится жизни, даже если не ходит в школу. Есть ли на ферме еще какая-нибудь работа, чтобы я мог воздать вам за доброту?
– Разумеется. Работа здесь всегда найдется. – Роберта задумчиво умолкает. – Вот еще что. Я уверена, вы знаете, что в этом году перепись населения. Переписчики – люди очень тщательные. Они приезжают на каждую ферму, даже на самые дальние. Если вы пытаетесь уклониться от переписи – а я этого не утверждаю, – вам не удастся, если здесь останетесь.
– Мы не пытаемся ни от чего уклониться, – говорит он, Симон. – Мы не беглецы. Мы всего лишь желаем нашему ребенку лучшего.
На следующий день после обеда к ферме подъезжает грузовик, и с него спрыгивает тучный, краснолицый мужчина. Роберта встречает его и ведет в общежитие.
– Сеньор Симон, сеньора Инес, это сеньор Роблес. Я вас оставлю, поговорите о своих делах.
Разговор у них краток. Сеньор Роблес, как он сам сообщает им, любит детей и хорошо с ними ладит. Он с радостью познакомит юного Давида, которого так хвалила сеньора Роберта, с основами математики. Если они согласятся, он будет заезжать на ферму дважды в неделю – давать мальчику урок. Никакой платы ни в каком виде он не примет. Общение с юным живым умом будет ему достаточной наградой. Сам он, увы, бездетен. Его жена ушла в мир иной, и он один в этом мире. Если среди детей сборщиков кто-то еще пожелает примкнуть к урокам с Давидом, сеньор Роблес будет рад. Родители – сеньора Инес и сеньор Симон – тоже, конечно, могут присутствовать на занятиях, само собой.
– А вам не скучно будет преподавать азы математики? – спрашивает он, Симон, родитель.
– Разумеется, нет, – говорит сеньор Роблес. – Для истинного математика основы науки – самая интересная часть, и обучение юных умов основам – самое дерзкое начинание; дерзкое и благодарное.
Они с Инес рассказывают о предложении сеньора Роблеса нескольким сборщикам на ферме, но когда подходит время первого занятия, присутствуют лишь Давид – единственный ученик, и он, Симон, – единственный родитель.
– Мы знаем, что такое «один», – говорит сеньор Роблес, начиная урок, – а вот что такое «два»? Таков интересующий нас сегодня вопрос.
День стоит теплый и безветренный. Они сидят под тенистым деревом у общежития, за столом – сеньор Роблес напротив Давида, он, Симон, тоже сбоку, скромно, с Боливаром у ног.
Сеньор Роблес достает из нагрудного кармана две авторучки и кладет их рядом на столе. Из другого кармана извлекает маленькую склянку, вытрясает из нее две белые пилюли и кладет их рядом с авторучками.
– Что общего между этими… – удерживает ладонь над авторучками, – и этими… – ладонь над пилюлями, – молодой человек?
Мальчик молчит.
– Не обращая внимания на их отношение к письму или медицине, рассматривая их просто как предметы – нет ли некоего качества, которое и у этого, – он отодвигает авторучки слегка вправо, – и у этого, – отодвигает пилюли чуть левее, – общее? Какого-нибудь качества, которое делает их похожими?
– Это две авторучки и две пилюли, – говорит мальчик.
– Хорошо! – говорит сеньор Роблес.
– Две пилюли одинаковые, а две авторучки – нет, потому что одна синяя, а вторая красная.
– Но их по-прежнему две, правда? Так что же за качество у пилюль и авторучек общее?
– Что их по две. Две авторучки и две пилюли. Но это разные две.
Сеньор Роблес бросает на него, Симона, раздраженный взгляд. Достает из кармана еще одну ручку и одну пилюлю. Теперь на столе три авторучки и три пилюли.
– А что общего у этих… – ладонь над авторучками, – …и у этих? – ладонь над пилюлями.