Шквальный ветер

Черных Иван Васильевич

– Хватит, - взмолился он, снимая её с себя.
– Отец скоро придет?

– Скоро, однако, - девочка явно была огорчена. Быстро встала, набросила халатик.
– Печку надо топить, ужин готовить.
– И ушла в другую комнату.

Он слышал, как она одевается, хлопает дверью, гремит принесенными поленьями, и думал о ней - симпатичная, милая девочка, доверчивая и простодушная. Она, наверное, не знает еще, что такое обман, коварство, ненависть. И дай Бог, чтобы не узнала. Но вряд ли эти людские пороки минуют

её. Розовые перспективы светят нам только в детстве.

Вечером вернулся отец Ланы. Несмотря на прорезиновый плащ, натянутый поверх фуфайки, на резиновые сапоги, он был промокшим до основания, руки и лицо красные, заскорузлые и потрескавшиеся до крови. Лана помогла ему раздетьcя и разуться, дала сухую одежду. Они поговорили на своем языке, и старик с улыбкой на лице подошел к Анатолию.

– Совсем карош. Дочка сказал, бегать, однако, надо.
– Он говорил с ещё большим акцентом и тоже со словечком "однако".
– Огненную воду пить будем, однако, душу греть.
– Вышел в другую комнату, принес оттуда бутылку водки.
– Лана, готовь уху, строгонину. Лечить будем, кушать будем. Тебя как зовут?

– Анатолий. А вас?

– Кешка, однако. Пассар. Так писал русский начальник. Всех писал, Кешка, Андрей, Гришка, Мишка.

– Русские часто у вас бывают?
– спросил Анатолий, прикидывая, как и когда можно выбраться отсюда.

– Раньше часто. Теперь нет. Рыбы мало, соболь мало, белка тоже. Нет белка, нет меха, нет русски. Раньше плохо - русски рыбу, мех забирал, деньга мало платил. Теперь совсем плохо. Рыба есть мало-мало, соболь есть, шкурка мало-мало. Русски нет, деньга нет. Плохо, однако.

– Я вам много хлопот доставил, - виновато проговорил Анатолий. Поправлюсь, за все заплачу.

Кешка с хитроватой усмешкой почесал свою реденькую бородку.

– Рыбу не поймал, деньга не купил. Один остался, кто утонул?

– Не знаю, я случайно свалился за борт, - не стал откровенничать Анатолий.
– Был шторм, ночью меня не нашли. Спасибо вам.

– Cильно замерз. Корошо, что грудь не замер, сердце не замерз. Я лечил, Лана лечил. Теперь совсем корошо.

Пока они говорили, девочка принесла из соседней комнаты небольшой фанерный столик самодельной работы, поставила на нем котелок с дымящейся ухой, вмиг наполнившей пряным ароматом комнату, хлеб, соленые огурцы и помидоры. Нарезала тонкими ломтиками репчатого лука.

Анатолий почувствовал как засосало внутри, пробуждая зверский аппетит. Значит, и в самом деле он выздоравливает, коль захотел есть. Он приподнялся. Голова закружилась, немного затошнило, но он усидел, и туман в голове рассеялся, тошнота пропала.

– Совсем хорошо, - одобрительно закивал Кешка и налил полрюмки водки. Другую полную, поставил около себя.

– Пусть мало-мало ухи покушает, - распорядилась совсем по-взрослому Лана и налила в тарелку ухи. Протянула Анатолию и ломтик хлеба.
– Теперь можно и клеб.

Анатолий с аппетитом стал хлебать наваристую, с блестками жира и кусочками рыбьей мякоти жидкость.

– Кватит, - остановил его вдруг старик.
– Выпить надо, однако.
– И протянул Анатолию полрюмки водки. Взял свою и, приподняв торжественно, как при важном ритуале, выпил.

У Анатолия обожгло все внутри, будто и в самом деле он хлебнул огненной воды. Даже слезы потекли - так отвык он от этого волшебного напитка, снимающего боль, облегчающего душу от переживаний, от всевозможных невеселых мыслей.

Старик налил себе еще. Глянул на больного своими раскосыми с хитринкой глазами, погрозил пальцем.

– Твоя, однако, кватит.
– Выпил, закусил и пустился в рассуждения: Бензин нет, лодка мало-мало ходить надо, рыба далеко, однако. Находка надо большой корабль плыть, бензин возить. Твоя где живет?

– В Приморске, - Анатолий обрадовался затронутой теме - есть возможность добраться на том корабле, который пойдет за бензином, до Находки. А там на любой попутке до Приморска доедет.
– Когда вы за бензином собираетесь?

– Корабль большой нет. Находка придет, будем говорить.

– А когда он должен прийти?

Старик развел руками... Хотя какой он старик, наверное, и сорока нет. А что лицо изборождено морщинами - все время на ветру, на солнце. Потому и глаза у них узкие - постоянно приходится щуриться.

Кешка развел руками. Налил и выпил еще.

– Сапсем плехо большой корабль ходить стал - мал бензина. Русский часто приходил, рыбу забирал, деньги забирал - плехо был. Нет русский тоже плехо.

– А почему они забирали у вас рыбу, деньги?

– Они браконьер ловили, - пояснила Лана.
– Штафоваль русский начальник.

– Штрафоваль, штрафоваль, - закивал Кешка.
– Теперь сапсем плехо. Хотел налить еще, Лана отобрала бутылку.

– Хватит. Спать надо. Голова не надо болеть.

Кешка согласно закивал. Стал прямо из котелка хлебать уху. Достал карася, взял его за голову и засунул в рот. Потянул, придерживая неровными зубами, вытащил обглоданный скелет и выбросил снова в котелок.

– Зачем, отец!
– возмутилась Лана.
– Вот же тарелка. Дай ещё налью.

Кешка сказал что-то по-своему, наверное, выругался, зачерпнул ложки три из тарелки, но потом снова полез в котелок. Достал ещё одну рыбину и так же ловко очистил её своими зубами. Замахнулся было на котелок, но, перехватив сердитый взгляд дочери, бросил кость прямо на пол.

– Ты совсем пьян. Спать надо.
– Лана взяла его под руку. Он, ворча непонятное, повиновался и, нетвердо переплетая ногами, пошел за ней.