Шла бы ты… Заметки о национальной идее
Шрифт:
А ничего. Как выяснилось, жизнь горняков не стала легче, их демонстрации по-прежнему расстреливает полиция. Только командуют этим не белые хозяева, а чёрные члены правлений и советов директоров компаний. Притесняют людей не из-за цвета кожи, а из-за того, что они не из того племени.
То есть апартеид умер, да здравствует трайбализм. И если кто-то думает, что несправедливость в отношении человека становится меньше оттого, что он матабеле или шона, а чиновник, который перекрыл его детям возможность учиться, работать или играть в национальной сборной, коса или зулус — это не так.
Формально в стране всё более или менее нормально. Ну коррупция, уголовщина, СПИД. Ну политические преступления, бегство специалистов, нелегальные мигранты. Всё как у людей. Главное, что апартеида больше нет. И все в стране равны. По крайней мере формально.
Однако все, кто полагал, что исчезновение системы раздельного проживания рас немедленно сделает малообразованных бедняков хозяевами жизни, разочарованы. Все, кто надеялся на чистое светлое будущее и самоорганизацию масс, разочарованы. И впереди у Южной Африки всё, что угодно, кроме всеобщего братства и процветания в дружной семье народов.
Как выяснилось, исчезновение расового неравенства не имеет никакого отношения к тому, ради чего боролись все, кто боролся против апартеида: равенству людей. Идеи племенного превосходства и ненависти к чужим, доходящей до геноцида, обычные для прочей Африки, до поры оттеснённые на задний план борьбой с апартеидом, доминируют в новом истеблишменте ЮАР. Потенциально представляя не меньшую угрозу для её существования, чем апартеид. Скорее, большую.
Альтернатива? Ничего не стоящие речи политиков и политиканов о высоком. Призывы к современным расистам и убийцам не быть ими на основании печального опыта поколения их родителей, жертв апартеида. Что выглядит чистой воды карикатурой на фоне ежедневной реальности. Из которой нельзя исключить ни Сан-Сити, ни сафари в великолепных национальных парках. Ни медицинские и космические исследования.
Ни браконьеров, истребляющих носорогов и слонов для дальневосточных торговцев. Ни пустеющие после наступления темноты улицы вокруг дорогих отелей. Ни бандитов, грабящих пешеходов, автомобилистов или виллы — в зависимости от специализации и имеющегося у них вооружения. Ни расистских призывов на партийных митингах и в печати.
Официально в стране расизма нет? Нет. Демократия есть? Есть. Перед законом формально все равны? Все. Ну и чего чиновникам ООН ещё надо? Про безопасность, справедливость, благосостояние и прочие подробности текущей жизни никто не говорил, и их никто не обещал.
Обычная проблема международного сообщества. Всего этого мирового клуба болтунов и пикейных жилетов, озабоченного моральными теориями, имеющими слабое отношение к реальной жизни. Из лучших побуждений советовать людям, живущим в другом мире, как им жить. Заставлять их так жить. И в конце концов на их же голову заставить.
Главное, потом старательно закрывать глаза на всё, что в результате появляется на свет. Включая, повторим ещё раз, всё то неотъемлемо африканское, что постепенно, но неуклонно меняет ЮАР. Превращая из переселенческого общества, имеющего блестящие перспективы, в самую обычную африканскую страну.
Со всеми её минусами. Поскольку плюсов в такого рода странах
Глава 8
Африка
Границы войны
Кому деколонизация Африки принесла огромное удовлетворение, так это филателистам. К концу 70-х годов ХХ-го века несколько десятков новоиспечённых стран производили на поток почтовые марки безумной красоты. Чем меньше было государство, тем ярче были марки. Бурунди выделялось среди всех.
Впрочем, колониальный период котировался не меньше. Тем более эти марки больше не выпускали. Британские, французские, испанские колонии на филателистическом рынке стоили тем дороже, что было ясно: больше их не будет. Цвета там были приглушённые, неяркие. Рисунки элегантного дизайна. Но капут колониальной системе. Все свободны.
Марки по большей части привозили моряки. Ну были ещё дипломаты, но кто их видел, кто с ними общался? Моряков было больше, и они обеспечивали поток. Преимущественно в Одессе. Не то чтобы там были целые серии. Насколько автор понял много лет спустя, везли разрозненное, подешевле. Сходило и оно.
Названия далёких стран. Звери и птицы. Экзотические бабочки. Лица людей, ни на кого из соседей по коммуналке не похожих. Если кто-то из того поколения марок и не собирал, то разве что какие-то особо ущемлённые люди. Что называется, уроненные на всю голову.
В доме номер сорок на Кутузовском, будущая площадь Победы, дом два, в конце проспекта, напротив Триумфальной арки и рядом с Панорамой Бородинской битвы, где прошло детство и юность автора, отдельный блок квартир занимали дипломаты. Именно там, на шестом, напротив лифта, жил в годы опалы Дмитрий Трофимович Шепилов.
Бывший министр иностранных дел, который в рамках битвы за власть Хрущёва с Молотовым и Кагановичем «не к тем примкнул». А рядом с ним жил первый посол СССР в Верхней Вольте. Его фамилию потрясённая названием страны детская память, в отличие от государства, где он представлял Союз, не сохранила. Но какова была страна! Не просто Вольта. Верхняя!
Как ясно автору теперь, спустя почти полвека, все африканские страны возникали на карте чёрт знает как, и разделявшие их границы были проложены кем и как угодно. Только не в том порядке, как располагались жившие там племена, союзы племён и народы.
Сорок четыре процента африканских границ проложили попросту по географическим меридианам и параллелям. Тридцать провели циркулем, по дуге, — естественно, в Лондоне, Париже и прочих не слишком африканских столицах. И только двадцать шесть процентов соответствовали рубежам местных феодальных государств. Или проходили по руслам рек.