Шлейф сандала
Шрифт:
– Шикарное местечко… - прошептала я, разглядывая светлые стены. На что Прошка проворчал:
– А сколько туточки порядка наводить? А топить его как? Это ж, какие деньжища! Представить страшно…
Мы поднялись по широким ступеням к парадному входу, и я постучала, удивляясь тяжести дверного молотка. Мощная штуковина…
Через некоторое время дверь отворилась, являя нашим глазам высокого мужчину лет пятидесяти. Он был в ливрее с эполетами, расшитой галунами, а на его лице застыло надменное выражение. Мажордом, не иначе.
– Слушаю вас, - слуга покосился
– Нас ждет госпожа Эристави, - ответила я, не отводя глаз и спокойно выдерживая его пренебрежительный взгляд. – Я, Волкова Елена Федоровна.
– А-а-а-а… парикмахерша… - протянул мажордом и кивнул в сторону. – Вон туда идите, сейчас вам откроют.
Недолго думая он закрыл перед нашим носом дверь, после чего Прошка возмущенно прошептал:
– Ну и гадкий мужик! Морда кирпича просит! Весь прилизанный, глаза как у жабы и говорит, будто присвистывает!
Похоже, слуга считал себя на порядок выше нас. Еще бы! Служить в княжеском доме да на такой должности!
– Пойдем, - я потянула мальчишку вниз. – Наверное, нам нужно во-он к той дверце.
Видимо, это был вход для слуг – неприметная дверь, углубленная в стену. Нет, ну все-таки странно было ожидать, что нас поведут через весь особняк.
Не успели мы постучать, как дверь открылась, и на нас взглянули любопытные мальчишеские глаза. Парнишка лет семнадцати широко улыбнулся, демонстрируя неровные зубы.
– Проходите. Ждут вас.
Мы вошли в темную узкую переднюю, и юноша повел нас по коридору. Здесь чувствовались ароматы готовящейся пищи, слышались приглушенные разговоры и смех. Да это же служебные помещения, которые находились именно на цокольных этажах! Я оказалась права.
– В прачечную пожалуйте, - наш сопровождающий остановился и распахнул дверь. – Здесь и места побольше и вода есть. А я пойду мужиков позову.
Пока Прошка раскладывал инструменты, я огляделась. Прачечная состояла из двух помещений: в одном находилась печка, на которой стояли несколько котлов, а в другом расположились каток, столы для глажки, а также полки для готового белья. Чисто, пахнет мылом и свежим бельем, которое здесь, похоже, и подкрахмаливали.
– Да туточки жить можно… - восхищенно протянул Прошка. – Хорошо быть богатым…
– Главное быть честным и благородным человеком, - поправила я его. – Запомни это.
– А вы считаете, что богатые люди не могут быть честными и благородными?
Я повернулась и увидела стоящую у двери госпожу Эристави. Она пристально смотрела на меня, ожидая ответа.
– Ну почему же… Всегда бывают исключения, - спокойно ответила я.
– Но к сожалению наличие денег не является залогом ни благородства, ни моральности. Богатые люди эгоистичны и жестоки. Они привыкли получать все, что хотят, и не заботятся о других. За редким исключением. Богатые люди используют свои средства для того, чтобы получить привилегии и власть, вместо того, чтобы использовать его для благородных целей.
– Не соглашусь с вами, - госпоже Хатуне видимо не понравилась моя речь. – Я знаю достаточно меценатов, которые
– Стали ли они после этого считать их равными членами общества? – я понимала, что становлюсь на опасную дорожку. Но что поделать, если у меня был такой характер?
– Мне кажется, что это уже совершенно другая тема. Я не считаю нужным обсуждать столь провокационные вещи, - женщина, возможно, сказала бы что-то еще, но тут в прачечную начали заглядывать мужики, оглаживая свои бороды. – Что ж, занимайтесь своими прямыми обязанностями, голубушка. Это у вас получается лучше, чем философствовать на тему равноправия.
Старая кобра. Шипи, шипи… я все равно права.
Нервничая после неприятного разговора, я с таким рвением взялась за дело, что по всей прачечной летали клочки бород. Мужики выходили от меня один лучше другого, изумляясь тому, во что превратилась их внешность. Из причесок: «горшков, скоб, ерошек и под кружало» получались новомодные: «цезари, маллеты, канадки и кропы», а из лопатообразных бород я делала: «викингов, чинстрапы, утиные хвосты и, конечно же, французские вилки».
Княжеские слуги имели все шансы прослыть самыми модными в Москве.
Когда последний мужик вышел из прачечной, я опустилась на стул и облегченно выдохнула. Сегодня мы с Прошкой прилично заработали. А значит можно заняться униформой служащих в парикмахерской.
– Елена Федоровна, можно?
Мое сердечко сделало кульбит, и это меня разозлило. Нет, бороться нужно! А то ты посмотри… Растаяла!
«Ах, оставьте меня Фима, я холодна как рыба!.. – Ну что вы, мадам, холодная рыба да под Киндзмари* - это же деликатес!»
Старая пословица, но теперь она вызывала смех еще больше. В первоначальном виде вместо «Киндзмари» употреблялось «старый хрен». Но Давида вряд ли можно было назвать таким образом… А вот грузинский соус под рыбку… м-м-м… Я всегда заказывала лосось под этим необычным соусом.
– Да, конечно, это ваш дом, - ответила я, не в силах стереть с лица широкую улыбку. Холодная рыба под Киндзмари…
Давид вошел в прачечную. Его черные, как южная ночь, глаза скользнули по мне, вызывая легкую внутреннюю дрожь. Ну что ж ты смотришь так, султан моего сердца? Не положено. Ни мне, ни тебе.
– Могу ли я попросить вас подстричь и мою бороду? – вдруг спросил он, продолжая смотреть своими «темными омутами». – Если в моем доме столь шикарный мастер, зачем мне ехать к Жюлю?
– Если не боитесь, прошу, - я указала ему на стул. – Присаживайтесь, ваше сиятельство.
Князь опустился на стул и чтобы не накрывать его одной из пелерин, которые я использовала по нескольку раз для слуг, взяла с полки чистую простынь.
– Какие новости о сыщике? – спросила я, заправляя ее края за его воротник. – Он больше не побеспокоит нас?
– Нет, можете не переживать об этом. Он все понял и просил передать, что очень извиняется перед вами, - князь усмехнулся. – Но если быть честным, Жариков был немного шокирован, узнав о наших с вами отношениях.