Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
Шрифт:
Прослужив лет пятнадцать у такого благородного и доброго пана, я взял в аренду маленький фольварочек. Не жалел людям хлеба, мои ворота были открыты для соседей и путников; женился и купил этот клочок земли и домик, в котором теперь живу.
Пока дядя рассказывал о своей жизни, на дворе залаяли собаки, кто-то громко постучал в ворота и закричал:
— Гаспадар, гаспадар, атчынi вароты, пусьцi нас хоць пагрэцца, саўсем прастылi, баранi Бог, гэткая бурная ноч.
Батрак отворил, и, скрипя на морозе, заехало несколько возов. Спросили, кто тут живёт?
— Пан Зав'aльня, — ответил работник.
В людскую вошли несколько проезжих, дядя послал меня, чтобы я позвал к нему панну Малгожату; когда та пришла, сказал ей:
— Не гневайся, милостивая пани, на путников. А если бы кого-нибудь из нас застала в дороге такая буря? Никому не хочется погибать на озере, постарались бы как можно скорей добраться до тёплой
Сказав это, он и сам пошёл в людскую.
Прошло полчаса. Дядя возвратился, беседуя с одним из путников. Тот был в старом сюртуке из некогда доброго зелёного сукна, голова стрижена коротко, густые бакенбарды и усы. Выражение его лица и весь облик говорили, что он не простой крестьянин, а долго служил в имении.
— И что за причина, — сказал дядя, — такого дальнего путешествия? Это ж не шутка, объехать все углы Инфлянтов и Курляндии. [177]
— Пан знает эту простую пословицу, — сказал путник, — за дурнай галавой i нагам не упакой. Вот точь-в-точь такова и моя теперешняя поездка. Пришёл в голову моему пану прожект завести суконную фабрику; думал, что таким способом добудет золотые горы. Отговаривали его соседи, которые хорошо понимали в этом деле: «Не с фабрик надо начинать белорусским помещикам, чтоб улучшить свою жизнь, а с земли, ибо сельское хозяйство у нас приносит больше дохода. Надо стараться заводить скотину, удобрять поля, расширять сенокосы. И крепостных своих вести к лучшим моральным устоям, чтоб любили родину свою. Не притеснять, не присваивать себе их собственность, меньше строить кабаков и стараться держать в запасе побольше хлеба».
177
Курляндия — Курляндская губерния, ныне часть Латвии.
От этих советов не было никакого толку, пан заложил в банке б'oльшую часть имения, накупил машин, затратив на это огромные деньги, привёз иноземца-фабриканта, часть крепостных послал в столицу учиться наукам, потребным в этом ремесле, а других — зарабатывать деньги на поддержание фабрики. Тем временем в хозяйстве везде — большущие убытки, крестьяне дошли до ужасающей нищеты. Я сам часто слышал, как в поле пели песню, что была знаком полного отчаянья:
Ня будзем жыцi, Пойдзiм блудзiцi; Слецця [178] худые, Паны лiхiе Кароў пабралi, У двор загналi, Нет хлеба, солi, Нет шчасьця, долi, Поля пусьцеiць, И не чым сеiць, Ня будзiм жыцi, Пойдзiм блудзiцi.178
Слецце — плоды, овощи.
И в самом деле, за один лишь год почти треть крепостных бросили свои хаты и пошли бродить по свету.
Понял пан свою ошибку, ибо и фабрика его, не будучи ещё как следует устроена, начала уже приходить в упадок; не хватало денег на закупку шерсти, на привоз заграничной краски, на выплату пенсии фабриканту, все надежды пошли прахом.
Тут дошла весть от людей, которые ездили с товарами в Ригу, что они встречали там некоторых крепостных из нашей волости и говорили с ними. Пан сей же час послал меня, чтоб я с помощью тамошних властей вернул их обратно.
Органист из Россон
Во время этого разговора неожиданно открылась дверь, и зашёл весь обсыпанный снегом органист из Россон; едва ступил на порог, воскликнул зычным голосом:
— Laudetur Jezus Christus. [179] Поздравляю с наступающим Рождеством! — и положил на стол свёрток разноцветных облаток. [180]
— А! Большое, большое спасибо! — сказал дядя. — Ждал пана Анджея и уже думать начал, что в этом году он, может забыл, где живёт Зав'aльня.
179
Laudetur Jezus Christus (лат.) — «Слава Иисусу Христу» —
180
Здесь имеются в виду рождественские облатки — пресные хлебцы прямоугольной формы.
— Как можно забыть про пана Зав'aльню, особенно в такую жуткую бурю, когда завидишь яркий фонарь на воротах, за которыми добрый и любезный хозяин заботится о жизни путников.
— В то лишь время и гости у меня, когда Нещердо покроется льдом, но зато весной и летом живу, будто отшельник какой, окружённый водой и лесом.
Органист обратился к слепому Францишеку:
— О, давно уж не виделись, житель всего света, а о Россонах уже совсем забыл? У нас до сих пор вспоминают, как ты когда-то пел на хорах во время Юбилея. Кто пел по книжечке, а пан Францишек все песни по памяти. Ну, когда ж ты нас навестишь?
— Живу я теперь очень далеко.
— Но всё же ты живёшь там, где встречаешь ласковых и истинно любящих друзей, а таких у тебя много по всей Беларуси.
— Теперь по милости пана Б. есть у меня свой домик на острове, посреди озера Ребло. Там намереваюсь положить конец своим скитаниям, покуда Пан Бог позволит мне жить.
— Знаю пана Б., благородный человек. Имение его у самого озера Ребло на Рабщизне. Я когда-то там бывал, неблизко отсюда, вёрст шестьдесят будет. Однако, как меня дрожь пробирает, весь прозяб, такой сильный ветер и мороз, что мочи нет.
— Выпьем водки, пан Анджей, — сказал дядя, — а там и горячий ужин на стол подадут, вот и согреешься.
— А хорошо б водочки, ибо люди говорят, что напиток этот в жаркое лето холодит, а во время зимних морозов и ветров греет.
После водки и закуски повеселевший органист сказал:
— У пана Зав'aльни сегодня гости, стало быть, и новые рассказы.
— Каждый человек встречает в своей жизни что-нибудь нежданное, вот каждому и есть, о чём поведать.
— И Янк'o, философ [181] иезуитской академии, уже должен был рассказать немало историй. Я слыхал, что когда он был ещё в школе, то очень любил читать книжки.
181
То есть, выпускник факультета философии.
— Его истории мудрёные. Рассказывает мне о каких-то языческих народах, что жили Бог знает в какие стародавние времена; имена у них такие трудные, что уже на другой день забываю.
— Я тоже ходил в школу к иезуитам, Альвар [182] до сих пор знаю наизусть. Переводил речи Цицерона, и ещё помню стих из «de arte poetica» [183] Горация: «omne tulit punctum qui miscuit utile dulci». [184] Но когда я увидел, что всё это vanitas vanitatis, [185] не захотел углубляться в дальнейшие премудрости; к чему философствовать, лучше верить в простоте сердца. Так начал я учиться музыке, и теперь, слава Богу, имею место при костёле и всем доволен.
182
Альвар — учебник грамматики латинского языка («De institutione grammatica libri tres», впервые опубликован в 1572 г.), написан португальским иезуитом Мануэлем Альваресом (1526–1582). Переведён на польский язык в 1705 г. («Grammatica Alvari Latino-Polonica»), неоднократно переиздавался, в том числе, в Вильне и в Полоцке.
183
De arte poetica (лат.) — буквально — «О науке поэзии». Правильно это сочинение Горация называется «Ars poetica» — «Наука поэзии».
184
Omne tulit punctum qui miscuit utile dulci (лат.) — Общего одобрения достигнет тот, кто соединил приятное с полезным (Гораций. Наука поэзии. 343–344).
185
Vanitas vanitatis (искаж. лат.) — суета сует. Правильно — Vanitas vanitatum (Еккл. 12. 8). По-видимому, Барщевский, превосходно знавший латынь, намеренно вкладывает искажённые латинские фразы в уста персонажа, желающего показать свою учёность.