Шмагия
Шрифт:
Это может быть Надзор Семерых. Частный орден-невидимка, контролирующий злоупотребления магией. Если профосы Надзора следили за покойником, терзаясь некими подозрениями… тогда Андреа Мускулюс и Мэлис Лимисдэйл сгинут навсегда. Во избежание. Надзор Семерых тактичен, но у профосов при инициации навсегда удалены предрассудки. К свидетелям Семеро относятся дурно, искренне полагая: «У семи глаз дитя без няньки!» Колдун трезво оценивал собственные возможности: даже загнан в угол, даже при поддержке ведьмы, он вряд ли потянет профоса Надзора Семерых. А если профос не один…
Мысль поздороваться с гостями, кем бы они ни оказались, и рассказать правду не посещала колдуна. Правда — скверная подружка. Лично он, окажись на месте пришельцев, ни за что бы не поверил в собственную невинность. Сейчас ты, дружище малефик, наподобие линяющих девиц. Твою невинность каждый спортить норовит.
Рог рявкнул
Мускулюс еще раз посмотрел на покойника, подмигнул дрожащей ведьме…
И испытал неземное, ослепительное блаженство.
Он никогда не подозревал, что с такой радостью — в лесу! в глуши! с глазу на глаз!!! — встретит виц-барона Борнеуса с сыновьями.
SPATIUM VI
– Как острие кинжала. Сказала дева: «Славный бард, Пусть флиртовал ты с сотней баб, Пусть воровал и нес в ломбард Преступную добычу, Но знает королева фей, Что крепок в Томаса строфе Талант, как фаллос бычий!» Я спел: «Владычица моя! Пускай ты норовом змея, Душа чернее воронья, Слова — порока сети, Душой ты пара сатане, Но губ бутон и персей снег Прекрасней всех на свете!» В ответ она: «Ты пьянь и дрянь, Клещами рваная ноздря, В беспутстве жизнь провел не зря - Но свеж твой юный гений! Пусть легких ты искал путей, Бил вдов, насиловал детей, - Поэт вне подозрений!» А я: «Таясь в ночной тиши, Бегут людские малыши К тебе — кради их, бей, души, Растли невинных деток! Тебя отвергли небеса, Но тела дивная краса - Услада для поэта!» Она: «Ты грязен и речист, В грехах, как в саже трубочист, Крадешься, аки тать в ночи, Течешь гнилой истомой, Убийца, блудодей и грязь, - Ты царь словес и ритма князь, Мой бард, мой добрый Томас!» А я пою: «Беда и тварь! Твои уста как киноварь, Коли, дери, увечь, ударь - Стерплю от милой крали! Хотя, конечно, ночь и тьма, Недодав сердца и ума, Красотку обокрали!» Так пели мы наедине, Вздыхая об ушедшем дне - Будь он длинней вдвойне, втройне, Из тысячи моментов Составлен будь он, день проказ, Сказали б больше в тыщу раз Друг другу комплиментов!
CAPUT VII
— Ни пуха,
— Джульбарс, фу! Баскервиль, назад! Клянусь пяткой Вечного Странника…
— Это же сударь лейб-малефик! Батюшка, вспомни: я его секирой рубил…
— Сколько зим сколько лет!
Виц— барон не держал зла. Виц-барон пыхтел и ликовал. Оба баронета поддержали батюшку в его восторгах, предчувствуя обильную пьянку на развалинах родового замка. Новый человек, а еще и знакомый, придворный, близкий к королю, а еще и сведущий в Высокой Науке…
В замшелой тоске их бытия это было сродни чуду.
Лошади фыркали, охотники гарцевали, собаки лаяли, двое слуг удерживали гончих на поводках, — Мускулюса же обуревало лихое, отчаянное веселье. Колдун шел ва-банк, напролом, словно лесной стрелок-браконьер Малыш Вилли, удравший прямиком из петли. Для задуманного требовалось много маны, на остатках здесь не вытянуть… В кураже, махнув рукой на девиц и линьку, Андреа снял амбит-контроль. Полностью. Растекайся лужей «ледяной дом» гвардейцев! Начинайся, линька! — малефик и не заметит. Беда? — ничего. Учитель после обругает, может быть, даже превратит в вешалку для шляп, но простит. Он добрый, боевой маг Просперо Кольраун; во всяком случае, в это хотелось верить. А убытки колдун отработает. Верой и правдой.
Как там пел дурачок Янош?
Мы спина к спине у ивы?! Против тысячи — вдвоем?
Против четверых. Не вдвоем — один. Ведьма не в счет. Баба скисла, течет и пахнет. Ну и ладно. Один в поле — воин. Особенно если не в поле, а в чаще. И если этот один — дипломированный колдун, консультант лейб-малефициума. Рассмеявшись, чувствуя свободу от пут, связывавших его все эти дни, Андреа собрал ману в кулак. Широко раскрыл замечательный «вороний баньши», разворачивая дурной взгляд панорамой. Рядом ахнула Мэлис: недооценив ранее своего спутника, она впервые увидела, как работают «столичные штучки» в кризисных ситуациях. Четверо? — пустяки. Хоть дюжина…
— Что вы здесь делаете, мой друг?
— Охочусь, — спокойно ответил колдун. — Видите, какого хрыча завалил?
И широким жестом указал на покойника.
Его светлость Борнеус рассыпался в комплиментах и поздравлениях. Слуги ахали. Собаки норовили отгрызть кусочек на память. Баронеты завидовали. Хрыч был велик и потрясающ. Клыки — бритвы. Копыта — утесы. Щетина — частокол. Мускулюс держал всю компанию на единой сворке, держал изящно, с элегантностью магистра, если не полного мага, и жалел лишь об одном: учитель не видел ученика в минуту триумфа. Впрочем, оно, может, и к лучшему, что не видел. Слишком он непредсказуем, Просперо Кольраун…
— Где ваша рогатина? Копье? Чем вы брали сего гиганта, друг мой?!
— Пальцами. За ухо.
— Что вы говорите?!
— Разрешите напомнить, ваша светлость, с кем вы разговариваете! Полагаете, фавориту Эдварда II и будущему преемнику Серафима Нексуса нужна жалкая рогатина? Обижаете, право слово…
— Простите! Простите меня, дружище!
— Простите батюшку! Он не со зла…
— Что вы, барон! Это я должен просить у вас прощения за дерзкий тон! Возбуждение охоты, знаете ли…
— Я понимаю вас, дорогой сударь!
— Не одолжите ли ваших слуг? Я обещал отдать добычу сей приветливой женщине, и если ваши орлы донесут тушу до ее подворья… Тут недалеко!
— Разумеется! Гог, Магог, отнесите хрыча даме! Бегом! А вы, дорогой сударь, непременно едете с нами! В замок! Я жажду насладиться беседой!
Здесь довелось потрудиться. Виц-барон столь жаждал, что маны на него ушло втрое против обычного. Чувствуя, что надолго сил не хватит, Мускулюс прибег к сильнодействующим средствам. Взмахнув руками со всей возможной торжественностью, он сотворил у себя над головой радужный эрзац-пузырь, точное подобие памятного рапид-трансмутанта. В пузыре колыхалась смутная фигура, напоминающая приветливого и отзывчивого Просперо Кольрауна.
— Простите, барон, но для визита к вам мне требуется разрешение моего досточтимого учителя! Сейчас я свяжусь с боевым магом Кольрауном — думаю, вы его чудесно помните! — и доложу о вашем любезном приглашении. Разумеется, учитель запретил мне делать перерывы в основной работе и будет гневен. В гневе он страшен, но, полагаю, симпатия, которую господин Кольраун испытывает к вам лично…
Виц— барон побледнел, осадив коня назад. Фигур в пузыре тем временем стало две.
— О, господин Кольраун не один! Ваша светлость, вам исключительно повезло: у моего добросердечного наставника гостит его друг, капитан лейб-охраны Штернблад! Надеюсь, вы помните капитана? Он вас тоже помнит, он сам мне об этом говорил, и не раз! Уверен, Рудольф Штернблад с удовольствием явится прямо сюда, чтобы засвидетельствовать вам с сыновьями свое почтение. Этот вид связи вполне допускает перемещение тел…