Шмордонские войны
Шрифт:
Император топнул ногой, и бульканье тут же прекратилось. Недобро улыбнувшись, Шмор громко крикнул:
– Барон! Выбросьте этот баул с крысами в открытый космос!
Из чемодана немедленно долетел глухой вопль:
– Не надо!
Шмор, подойдя к говорящему чемодану, отстегнул замки, перебросил его верхнюю крышку в сторону и увидел прищуренные, но все равно полные ужаса глаза сына.
Величина чемодана позволила Шморенышу лежать, вытянувшись в полный рост, но пустого места вокруг наследника престола все равно не оставалось, так как любая щель между его телом и стенками была заполнена упаковками чипсов и пластиковыми бутылками с шмороколой.
В
– Что это значит?
Глаза Шмореныша уже привыкли к свету и потому широко распахнулись навстречу отцовской сдержанности. Он, моргая и излучая волну страха перед неизбежным наказанием, старался выглядеть истинным воином и потому напыщенно заявил:
– Никто и ничто не удержит меня от великих дел!
– Понятное дело, – кивнул головой отец, успокаиваясь и подсчитывая глазами количество пустых бутылок в чемодане. – И где же в твоем боевом корабле санузел?
Наследник, сунув руку куда-то под себя, вытащил одну из порожних бутылок и сказал:
– Вот здесь.
– И ты в темноте ни разу не перепутал емкости? – поинтересовался Шмор.
– Я же не идиот! – воскликнул Шмореныш. – Запах разный.
Император поймал себя на том, что в голове у него во время разговора с сыном билась всего одна мысль: «Надо немедленно вернуть его домой!». И сын, видимо, догадался об этом, потому что вдруг произнес:
– Отец, даже не думай о возвращении! Возвращаться – плохая примета…
Шмору вдруг подумалось, что в поступке его сына есть огромная доля храбрости, пусть и безрассудной. Ведь он знал, что все равно когда-нибудь придется вылезать из чемодана. Пусть с сообщниками или без – не попасться на глаза в небольшом звездолете невозможно… Но тут же пришла вторая мысль, которая затмила собой все на свете, и она гласила: «Какая сволочь ему помогла?!» Жизненно опытный император даже думать не стал о том, что сын сам смог организовать проникновение на борт звездолета. Вместо этого он просто спросил заинтересованно:
– Слушай, а как же по-большому в чемодане ходить?
– Пока не хочется, – серьезно ответил наследник. – Но если что – у меня нож есть для разрезания крышки.
Шмор, понимающе кивнув головой, сказал:
– Ну что же, пришла пора размяться, сынок. Ну-ка, ну-ка!
С этими словами император, наклонившись, взялся пальцами за одно из оттопыренных ушей сына, потянул его на себя и извлек из чемодана своего наследника.
Через несколько минут Шмор уже все знал. Сын его, сидя на диване, сморкался в платок, выданный ему отцом, и тер красные заплаканные глаза. Император, прохаживаясь по кабинету, негромко говорил:
– Шморчик! Я понимаю твою юношескую порывистость, потому что сам когда-то таким был. Но любая храбрость должна опираться на разум. Ибо храбрость без разума – дурость. То, что ты сделал, не геройство, а самая натуральная глупость, граничащая с идиотизмом! Если б у меня еще были сыновья, я бы сам тебя с собой взял. Но ты один! В истории нашей династии никогда не происходило того, чтобы император с наследником отправлялись на войну вместе (да еще в одном звездолете). А если наш истребитель будет взорван вражеской ракетой? А вдруг нас обоих захватят в плен? Что будет с Шмордоном?
– Ничего с ним не будет, – тихо ответил Шмореныш, потирая ухо.
– Да,
– Наш Звездный Флот мешает, – ответил Шмореныш. – Пусть только попробуют! Вернемся и расколошматим всех и вся!
– Соображаешь, – произнес император, усмехнувшись довольно. – Но зачем приходить к этому? Наследник, занимающий престол, пока император воюет – лучший гарант внутреннего мира в империи…
А вот с бароном Филером состоялся совсем другой разговор.
Пока Шмореныш откисал в ванной, Шмор у себя в кабинете разбирался с начальником разведки, влезшим совсем не туда, куда следовало. Сидя на диване, император разглядывал пылающие уши Филера, замершего перед ним в строевой стойке, и говорил следующее:
– Вы, барон, не хуже меня, а даже лучше знаете законы разведки. Они чрезвычайно жестоки, потому что обоснованны. Вербанув кого-нибудь, разведка не выпустит его из своих цепких рук до тех пор, пока он будет приносить пользу. А когда агента выжмут до конца, его либо убьют (потому что слишком много знает), либо сдадут с потрохами. Последнее касается в первую очередь тех, кто предает свою Родину за деньги, ибо таких презирают даже сами разведчики… Но подростки еще жестче, потому что их мир черно-белый. Наследник надавил на вас один раз и у него получилось. Вы, не выдав его мне, тем самым совершили два ужасных поступка: подсели к моему сыну на крючок (что достаточно странно, учитывая вашу квалификацию) и предали меня. Да-да! Не надо возражений! Вы приносили присягу мне, а не моей семье. И служить должны только мне! А дальше – как судьба распорядится. Во славе ли, с гонениями ли от следующего императора – но с честью!.. Вот скажите, что теперь делать?
– Ваше величество, – торопливо сказал Филер. – По прибытии в точку встречи с флотом я возьму самый быстроходный челнок, доставлю вашего сына в Шмору и мы останемся там…
– Вы нужны мне здесь, – покачал головой император.
– Тогда отправим его с каким-нибудь надежным офицером.
– Возможно, – задумчиво сказал Шмор.
Спустя минуту он поинтересовался:
– Чем он вас испугал? Личной камерой в бомбе Шмора Великого?
– Так точно.
– Хм, богатое воображение,– усмехнулся Шмор. – Значит, так: пока мы не соединимся с флотом, займетесь наследником, раз именно вы виноваты в его присутствии на борту. Чтобы он не слонялся без дела, научите его обращаться со скафандрами, управлять спасательным ботом, покажете ему боевые рубки ракетных батарей.
– Слушаюсь! – отрапортовал повеселевший Филер. – Разрешите исполнять?!
– Исполняйте, – разрешил император. – И еще… Если из-за вашего преда… ну, назовем проступок разгильдяйством… Если из-за вашего разгильдяйства будет проиграна эта война, место в стальной бомбе будет обеспечено вам на все сто процентов. Только теперь уже мной!
Император, подумав о стальной бомбе Шмора Великого, усмехнулся и попытался вспомнить выражение лица Филера в тот момент, когда он сообщил ему, что угроза, придуманная сыном, никуда не исчезла. Шмор напрягся и удивленно задрал брови вверх. Выражение лица барона в памяти отсутствовало! Император попытался вспомнить само лицо Филера и через некоторое короткое время понял, что это опять-таки не удается… «А какой он вообще из себя?» – вдруг возникла мысль.