Шмяк! (Бац!)
Шрифт:
Ваймс двинулся дальше, когда заметил маленькую аккуратную фигурку, терпеливо – и радостно – ожидавшую у двери. Ваймс вздохнул. «Я торгуюсь без топора в руках…»
– Будете завтракать, мистер Грохссон? – спросил он.
– Как приятно! – сказала Сибилла часом позже, когда кареты выехали из городских ворот. – Ты помнишь, когда мы в последний раз ездили в отпуск, Сэм?
– Это был не настоящий отпуск, дорогая, – отозвался Ваймс. Над ними, воркуя, покачивался в маленьком гамаке Юный Сэм.
– Но все-таки было очень увлекательно.
– Да, дорогая. Например, меня пытались сожрать вервольфы.
Ваймс откинулся
Он вытащил потрепанную книгу под названием «Прогулки по Кумской долине». Ее написал Эрик Уилбрейс – человек, который исходил все тропы, считая овечьи, в Ближних Овцепиках [20] . К книжке прилагалась карта – наиболее достоверная из имеющихся. Эрик был неплохим топографом.
Кумская долина представляла собой сточную трубу. Около тридцати миль мягкого известняка в окружении твердых горных пород. Ее назвали бы каньоном, если бы не ширина. Один конец долины упирался в нижнюю границу снегов, другой сливался с равниной.
20
Он дрался с горными козлами на опасных кручах, где из-под ног в пропасть катились камни, и во всеуслышание заявлял, что они препятствуют осуществлению его Права Странствовать. Эрик несокрушимо верил, что Земля Принадлежит Человеку, а также в то, что он именно тот Человек, у которого больше всех прав. На шее у Эрика всегда висела карта, обернутая водонепроницаемой тканью. С такими не шутят.
Говорили, что даже облака держались подальше от этого унылого места. Впрочем, особой роли это не играло. В долине хватало воды – благодаря талым снегам и сотням водопадов, которые сбегали с окрестных гор. Один из них, под названием Слезы Короля, достигал почти полумили в высоту.
Река Кум не просто текла в долине. Она прыгала и скакала. На полпути она превращалась в лабиринт грохочущих струй, которые то стекались, то рассыпались. Они несли и вращали огромные валуны и целые деревья из лесов, растущих на осыпях в предгорьях. Ручьи, журча, исчезали в провалах и вновь вырывались на поверхность фонтанами – несколькими милями дальше. Их невозможно было нанести на карту – то и дело какая-нибудь гроза в горах обрушивала в реку пару валунов размером с дом и сотню деревьев, перегородив отверстия и образовав плотину. Некоторые плотины держались годами, превращаясь в островки посреди бурных вод; на них вырастали рощи и луга, селились колонии крупных птиц. Потом капризная река сдвигала с места опорный камень, и через час роща исчезала.
В долине никто не селился надолго – по крайней мере, если не умел летать. Гномы пытались приручить реку еще до первой битвы. Ничего не вышло. Сотни гномов и троллей смело во время знаменитого паводка. Большинство так и пропали. Река унесла их в подземные пропасти, ямы и пещеры и погребла навеки.
В долине были места, где брошенный в воду цветной поплавок выплывал в десяти ярдах ниже по течению лишь через двадцать минут.
Ваймс прочел, что сам Эрик видел этот фокус в исполнении проводника, который потребовал полдоллара за демонстрацию. Да, в долине частенько бывали гости – туристы, поэты и художники, искавшие вдохновения на фоне сурового первобытного ланштафта. И были проводники, которые приводили их сюда (за немалые деньги). За несколько долларов сверх таксы они рассказывали историю Кумской долины. Они утверждали, что вой ветра и шум реки доносят звуки древней битвы, продолжающейся и в посмертии. Быть может, гномы и тролли, которых забрала долина, по-прежнему ведут бой – где-то внизу, в темном лабиринте пещер и грохочущих подземных потоков.
Один из проводников рассказал Эрику, что однажды в детстве, когда стояло холодное лето и талых вод было относительно немного, он спустился на веревке в дыру (как всегда бывает в подобных случаях, история Кумской долины была бы неполной без слухов о несметных сокровищах). Так вот, он самолично слышал шум битвы и крики гномов. «Чесслово, сэр, у меня аж волосы дыбом встали, сэр, ну спасибо вам, сэр…»
Ваймс сел поудобнее.
Правда ли это? Если бы проводник прошел чуть дальше, возможно, он набрел бы на тот самый говорящий куб, который несчастный Методия Плут забрал домой. Но Эрик решил, что у него просто пытаются выклянчить еще несколько долларов, – не исключено, конечно, и все же… Нет, куба, несомненно, уже там не было. Но мысль интересная.
Окошечко со стороны кучера открылось.
– Мы выехали из города, сэр, и дорога впереди пуста, – сообщил Вилликинс.
– Спасибо. – Ваймс потянулся и посмотрел на Сибиллу. – Вот теперь-то мы и выясним, в чем штука. Держи Юного Сэма.
– Наверн не станет устраивать ничего опасного, Сэм.
– Не знаю, право, – ответил Ваймс, открывая дверцу. – Во всяком случае, нарочно наверняка не станет.
Он подтянулся и выбрался на крышу кареты, ухватившись за руку Детрита.
Карета катила себе. Солнце сияло. По обе стороны дороги тянулись капустные поля, насыщая воздух нежным ароматом.
Ваймс устроился рядом с Вилликинсом.
– Так, – сказал он. – Все держатся крепко? Тогда валяй!
Вилликинс щелкнул кнутом. Карету дернуло, когда лошади налегли на постромки, и Ваймс почувствовал, как они набирают скорость.
И все? Он ожидал чего-то более впечатляющего. Они двигались быстрее, да, но ничего волшебного в этом не было.
– Примерно двенадцать миль в час, сэр, – сказал дворецкий. – Неплохо. Они хорошо бегут без…
Что-то такое происходило с упряжью. Медные диски засверкали…
– Гляньте на капусту, сэр! – крикнул Детрит.
По обе стороны дороги капуста начала взрываться и взмывать в небо. Лошади бежали все быстрее…
– Я понял, капуста – это наше топливо! – заорал Ваймс, перекрикивая ветер. – А…
Он замолчал. Две передние лошади неторопливо поднимались в воздух. Две задние, у него на глазах, последовали их примеру.
Ваймс рискнул обернуться. Вторая карета не отставала. Он отчетливо видел розовое лицо Фреда Колона, на котором застыл немой ужас.
Когда Ваймс повернулся обратно, все четыре лошади уже оторвались от земли.
Их возглавляла пятая – огромная и прозрачная. Ее было видно только благодаря пыли да случайным солнечным бликам на невидимом крупе. По сути, это был образ лошади, скорость лошади, дух лошади, та ее часть, которая оживает в порыве ветра. Это была, можно сказать, Лошадь как чистая субстанция.
Почти все звуки замерли. Видимо, они не могли угнаться за каретами.
– Сэр? – негромко произнес Вилликинс.