Сходник
Шрифт:
Тут и услышали они приближение грузной поступи.
– На березе рыжики! – басовито раздалось с иной стороны ограды.
А на дубе грузди! – последовал незамедлительный ответ.
– Лучше горох спозаранку, чем рябчик за полночь! – провозгласил невидимый бас.
– А еще милей – с молодкой на сеновале! – отстоял посланец от Будимира примат возвышенного над бездуховностью желудочно-кишечного тракта.
Хотя далеко не факт, что мнение анонимного автора сего замысловатого конспиративного отзыва либо цельного авторского коллектива – тоже потаенного,
Ибо многие индивидуумы мужского пола, ущербные по части чувственной романтики, наверняка склонились бы к житейскому выводу польского Станислава Ежи Леца, обозначенному тысячелетие спустя: «В борьбе между сердцем и головой всегда побеждает желудок».
Да и то баять, о схожем глаголет и присказка отечественного происхождения: «Живая душа калачика просит». Заметьте, что вожделеет она свежей выпечки, а отнюдь не пылких объятий…
На том и завершился обмен секретными словами. И заскрипел засов.
Отворявшим оказался крепыш, с виду не моложе Молчана, облаченный в зипун недавнего на пригляд пошива, застегнутый на крючки и надетый поверх красной рубахи. Справными смотрелись и его сапоги. Колпак из доброго сукна был оснащен меховой опушкой.
А на поясе, обязательном для каждого вятича взрослых годов, выглядывала из прикрепленных к тому ножен, обтянутых кожей, массивная деревянная рукоять с удлиненным черенком, столь отполированная от охватов ея, что становилось очевидным: оный боевой нож прошел добротную проверку делом.
«Сей страж на вратах – по всему, бывалый скрытник! Не возьмешь его врасплох!» – тут же прикинул Молчан, просчитывая наперед.
– А чегой вдвоем приперлись? Не было такового уговора! Пропущу лишь одного! – высказал басовитый страж, преграждая своим туловом проход и пробуравив гостей недобрым взором, точно насквозь.
– Коли так, доведи своему начальствующему, что не дождется мя! Не пойду к нему одиночным! Сей миг поверну обратно, а впредь – не допросится, – парировал Молчан оное недоброжелательство, прекрасно осознавая, что козыри ноне в его длани.
Недоброжелатель, непривычный к подобному отпору, аки и любой представитель Секретной службы, где все были с гонором, избыточно мня о себе, перекривился, однако удержался впасть в хай. И чуток обдумав, постановил:
– Отойду справиться, что решить с тобой, хотя будь на то моя воля…
Насчет формы проявления той воли не прояснил он, однако не вызывало сомнений, что подразумевалось силовое. А отходя добавил, обращаясь к сконфуженному поводырю, явно ярясь, что не пресек тот самовольства Молчана:
– Ты же, Искр, надзирай за ними, дабы не пронырнули во двор, пока не обернусь! И не плошай наново!
«А ведь лишнее брякнул в запальчивости! Выдал при Забое имя скрытного служивого. Опасаюсь: не спохватился бы он, ведь нужен им лишь я, допущенный к секретам, да и поднаторевший в сходничестве. А Забой получается ненужным свидетелем… Не решили б избавиться от него по-злодейски! Вынужден буду настрого напомнить Будимиру, коего и Евпатием помню, что вятичи своих не бросают!» – быстренько проанализировал и вывел Молчан.
И обратился к «засвеченному» по неосторожности:
– Не по правде строг ваш ревнитель засова и створок! Неправедно накатил он, ибо не плошал ты, быв при исполнении! Замолвил бы за тебя словцо, да не ведаю имени сего ворчуна …
А не поддался Искр на фальшивое сочувствие и примитивную разводку, сохранив непочатой служебную тайну! Отмолчался. Не открыл прозвания!
«Не Искр ты, а обгорелая головешка! Ошиблись твои старшие, еже нарекали тебя! Мог бы и проговориться мне – в отместку вратнику, злющему. А лишь утерся. Явно трусоват! И отзыв его тот – слова одни: оный и на сеновале заробеет! Куда ему с молодкой?!» – не оглашая вслух, в сердцах рассудил Молчан, раздосадованный неподатливостью плюгавого скрытника…
Неспешно возвратившись, суровый страж гаркнул – с заметным сожалением на роже:
– Дозволено вам! Однако нога в ногу за мной. Иначе – себя вините!
Едва преодолели они створчатые врата, Молчан невольно присвистнул! Открылся двор изрядной величины, шагов на шестьдесять вглубь, с двумя расходящимися тропами.
Натоптанная широкая, в свежих отпечатках подков, вела к коновязи на два парковочных места для верховых гостей в виде врытых столбов, а дале и к постройке у дальней ограды – по прикидке Молчана, конюшне, примерно на три денника. Вторая, едва заметная, брала вкривь и следовала полукругом, в подобие серпа, завершаясь у высокого крыльца двускатной бревенчатой избы.
И не было сомнений, что срублена та из сосны инде ели, ведь вятичи повсеместно предпочитали хвойные дерева, понеже они лучше защищали дом от влаги, надежнее хранили тепло в нем и не были столь подвержены гниению, аки лиственные породы. Безусловная зажиточность хозяев сего капитального строения удостоверялась не токмо примыкающим к нему аналогично основательным крытым двором и впечатляющими габаритами, а и прочими выразительными приметами, включая оконца, намного просторнее обычных.
«Не скупится Секретная служба на осведомительские нужды! Поди, и приплачивает главным своим доносителям, не жмотничая. Меня же, явного героя, не вынюхивающего исподтишка, ажно сии, обделяла даже на особо опасных выездах на чужбину и по возвращении из них. Боле уж не надует! Не обломится ей скаредность на мне!», – невольно подумалось Молчану.
А не ведал он о том, что еще за пять веков до его появления на свет многомудрый китайский Сун-цзы поучал в книге «Искусство войны», кою перечитывают и стратеги двадцать первого века: нельзя жалеть денег на шпионаж и подкуп, ибо «Войны – это путь обмана», и любая оплата шпионов обойдется дешевле, чем собственная армия. Увы! – высшие начальствующие Секретной службы Земли вятичей не владели древнекитайским, а ежели б и владели, проштудировав упомянутый труд, все одно зажилили выплаты нештатным сходникам по меркантильной привычке своей, неизменной и низменной…