Шопинг с Санта Клаусом
Шрифт:
— Ур-ра! — закричали благодарные зрители.
— Может, мне выйти к ним в стойке на руках? — почесав себя промеж бутафорских медвежьих ушей, пробормотал Вадик, неприкрыто завидуя чужому актерскому успеху.
— Не вздумай! — испугалась я. — Я не собираюсь тащить на себе всю нашу аппаратуру, как настоящий ездовой олень!
— Петер, дорогой, ну, наконец-то!
Навстречу одноглазому хромоногому Зайчику Вайсману выплыло дивное создание, заметив которое Вадик Медведь Рябушкин крякнул, как Серая Шейка при виде подбирающейся к ней лисицы. Кряк был испуганный и очень походил на крик о помощи. Я поняла, что наш прославленный ловелас морально раздавлен, хотя явившаяся нам дама запросто могла сделать это и физически.
— Но, Ангела, дорогая, мы же не опоздали! — тряся хронометром на запятье, с беспокойством напомнил Петер.
— Ангела?! — беспомощно курлыкнул мне в ухо Вадик Серая Медвежья Шейка.
Было вполне понятно, о чем он подумал. «Ангельское» имя подходило дорогой подруге Петера примерно так же, как заслуженному, предпенсионного возраста, слону с индийского лесоповала — нежный капроновый бантик на шее. У Ангелы было смуглое усатое лицо корсара и могучее тело кариатиды, способной в целости и сохранности пронести бушприт Летучего Голландца сквозь любые бури и штормы. Ее буйной черной гривой и громким рыком можно было устрашить африканского льва, а пламенным взором — испепелить в честном поединке огнедышащего дракона. Нос у Ангелы был кривой, как ятаган, брови широкие и лохматые, как пенный след в кильватере судна, голос звучный, как боевая труба, а очи такие же глубокие и темные, как глазницы Веселого Роджера. Хотя в целом на череп с костями она не походила, так как живым весом перещеголяла даже стокилограммовую Ирку.
Все это устрашающее великолепие было завернуто в серебряную парчу и увенчано диадемой с высокими стеклянными зубьями.
«Интересно, кого она изображает? — заинтересовался мой внутренний голос. — Статую Разбойной Свободы?»
— Ну, как я тебе, Петер? — спросила меж тем красотка, крепкой, как абордажный крюк, рукой выдергивая Вайсмана из лифта. — Я нынче Снежная Королева!
В снежнокоролевском наряде знойная Ангела выглядела одновременно нелепо и невероятно притягательно — как шаровая молния в бархатной коробочке из ювелирного магазина. Энергетика и природный магнетизм у нее были такие, что даже захотелось проверить, ловят ли сигнал сотовые телефоны: искрометная Ангела должна была создавать мощные помехи работе электронных приборов.
На живые организмы она тоже действовала сокрушительно.
— Какая женщина! Это что-то! — восхитился Вадик.
Я проследила направление его взгляда и убедилась, что затуманенный взор моего напарника упирается в смуглую грудь, двумя цунами вздымающуюся в вырезе серебряного платья. Не нужно было обладать большой фантазией, чтобы представить, какие разрушительные последствия может иметь внезапный выход этой буйной плоти из парчовых берегов.
— Вадик, не вздумай! — всполошилась я. — Эта женщина похожа на пиратский бриг! Она тебя разобьет, захватит, ограбит и потопит! Отплывай в сторонку, у вас силы неравные и водоизмещение разное!
— В подобной ситуации меня такие трусливые соображения не останавливают! — высокомерно бросил напарник, особо выделив слово «меня».
Он подхватил с пола операторский штатив и кофр с камерой, фыркнул и вышел из лифта, оставив меня в одиночестве и глубоком недоумении.
«Это что такое было? — насторожился мой внутренний голос. — Неужели — намек на то, что какие-то трусливые соображения могут остановить в подобной ситуации тебя?»
На вопрос это не тянуло — больше походило на бессмысленное самоедство, и я из соображений душевной безопасности предпочла не фиксироваться на теме бурных романов с трагическим финалом. Дедушка Розенкранц уже затеял вблизи принаряженной елочки какую-то веселую игру, зрители целиком переключились на него, и от меня театрального появления никто не ждал. Держа на плече удочку с микрофоном, как странствующий косарь — орудие своего крестьянского труда, я тихо выступила из лифта, скромно встала в уголочке под раскидистой монстерой и оглядела зал.
Публика, судя по карнавальным костюмам, в оранжерее гуляла богатая. Никаких одноразовых одежек из накрахмаленной марли с отделкой из мишуры, все наряды были добротными, ладно скроенными и сшитыми точно по мерке. И на аксессуарах никто не сэкономил: зеленые волосы Русалочки опутывал натуральный жемчуг, в башмачках Золушки угадывалась работа муранских стеклодувов, а Золотой Ключик Черепахи Тортиллы охотно взяли бы в любом ломбарде.
— Кто все эти милые люди? — засмотревшись на маску Буратино, искусно вырезанную из древесины карельской березы, задумалась я вслух.
— Это наш персонал, партнеры и любимые клиенты, — фальцетом подсказали мне с другой стороны просторной деревянной кадки.
Я заглянула за нее и увидела нечто похожее на гигантский пуф в чехле из белого шелка. Подобие дегенеративной мебели имело четыре ноги, две из которых были бутафорскими, а две настоящими, явно женскими, обутыми в белые балетки с перекрещивающимися шелковыми ленточками. Все конечности — и натуральные, и фальшивые — были пухлыми и мягкими, а на рабочей поверхности пуфа помещалась человеческая голова в светлых кудряшках.
— Вы, наверное, Белый Осьминог? — я сделала робкую попытку угадать, чей это костюм. — Или Медуза?
«У осьминога не четыре ноги, а восемь! — тут же напомнил неисправимо вредный внутренний голос. — Хотя, конечно, это может быть увечный осьминог, покалеченный в подводных битвах…»
Как ветеран и инвалид морских сражений, Белый Четвероног хорошо сочетался со Снежной Королевой Пиратов, однако кудрявую деву мое предположение почему-то обидело.
— Что вы?!! Никакой я не осьминог и не медуза! — надув и без того пухлые губки, сообщила она. — Я символ нашей Ассоциации!
Прозвучало это гордо, но прояснило мало. Символ, с моей точки зрения, был очень странный, из чего следовало, что и вся ассоциация того… С большим приветом. Я еще раз внимательно посмотрела на деву в пуфе и напрягла воображение. Кто же она, черт возьми, такая и что символизирует?!
«Она — Белый Березовый Пень! — включаясь в игру, предположил мой внутренний голос. — Символ Ассоциации Лесорубов и Дровосеков!»
— Не надо на больной мозоль, — попросила я беззвучным шепотом.
Рана, нанесенная моей человеческой гордости несправедливым обвинением в незаконной рубке елок, еще не зарубцевалась.
«Тогда… М-м-м… Это Облачко! Тучка-Тучка-Тучка, которая вовсе не Медведь! Милый символ Ассоциации Метеорологов!»
Версию про Пень я озвучить не рискнула, спросила только про Облачко — и опять промахнулась.
— Ну при чем тут Облачко?! — Кудрявая дева посмотрела на меня, как на слабоумную. — Я Зуб! Нормальная семерочка с четырьмя корнями!
— Ах, зуб! — Дальше я догадалась сама. — Символ Ассоциации Берлинских Стоматологов?
— Ассоциации Русских Стоматологов в Германии, — с важностью поправила Семерочка. — Ангела Блюм, наш Председатель, это она такой праздник устроила. Вам нравится?