Шорохи
Шрифт:
– Рано или поздно ты должна будешь рассказать.
– О’кей, – ответила она. – Только не сейчас.
Тони вздохнул.
– Ладно, посмотрим. Твой любимый телеперсонаж?
– Лягушонок Кермит.
– Что это за шрам?
– Разве у Кермита есть шрам?
– Я говорю о твоем.
– Он вызывает у тебя отвращение?
– Напротив, делает тебя еще красивее.
– Правда?
– Разумеется, правда.
– Ты не против, если я проверю тебя на своем детекторе лжи?
– У тебя есть детектор лжи?
– Естественно. – Хилари взяла в руку вялый знак его мужского достоинства. – Мой детектор лжи исключительно прост в обращении и не дает погрешностей в работе. Берем штекер А, – она чуточку сдавила в руке пенис, – и помещаем в гнездо В…
Хилари соскользнула вниз и взяла его в рот. В считаные секунды мужской орган разбух и пришел в полную боевую готовность. Через несколько минут Тони уже еле сдерживался.
Хилари усмехнулась.
– Да, ты не солгал.
– Могу повторить: ты чертовски соблазнительная развратница. Ведьма.
– Хочешь меня?
– Хочу.
На этот раз Хилари сама оседлала Тони и понеслась – взад и вперед, то в один бок, то в другой, то вверх, то вниз. Он протянул руки к ее колышущимся грудям, и с этой минуты она уже не знала, где он, а где она, – все поглотила бешеная скачка.
В полночь они отправились на кухню и приготовили поздний ужин: нарезали холодного вареного мяса с сыром, разогрели вчерашнего цыпленка. Все это, вместе с охлажденным белым вином и фруктами, взяли в спальню и с удовольствием пробовали то одно, то другое.
В эти минуты они казались себе подростками, с головой окунувшимися в доселе не изведанные радости плоти. Но это была не просто вереница половых актов, а важный ритуал, торжественная церемония, освобождающая их от пестуемых годами страхов. Хилари так всецело отдавалась другому человеку, как невозможно было представить какую-нибудь неделю назад. Отбросив гордость, она щедро предлагала себя, не заботясь о последствиях в виде измены, горя и унижения. В ней зародилась робкая надежда, что Тони не злоупотребит ее искренностью. То, что с другим показалось бы грязным, стыдным, с Тони было чистым, светлым, вдохновенным. Она все еще боялась слова «любовь», но уже сказала его своими действиями. В половине пятого Хилари засобиралась домой.
– Останься, – попросил Тони.
– Ты еще не выдохся?!
– Выдохся. Но все равно мне хочется, чтобы ты была рядом. Поспи здесь.
– Если я останусь, нам не придется спать.
– Ты еще не выдохлась?!
– Увы, дорогой. Конечно же, выдохлась. Но нас обоих ждет работа. А так мы будем поминутно отвлекаться.
– Да, – протянул Тони. – Придется нам привыкать не реагировать на присутствие друг друга. Научиться спать вместе – в буквальном смысле. Потому что нам предстоит провести рядом столько ночей и дней!
– Много-много! – подхватила Хилари. – Мы привыкнем и заживем, как все. Я буду ложиться в постель в бигуди и намазавшись кольдкремом, а ты – с сигарой в зубах, под включенный телевизор.
– Стыд-позор!
– Разумеется, это будет потом, когда отношения потеряют прелесть новизны. Лет этак через пятьдесят.
– Нет, шестьдесят.
Так, болтая, они еще на четверть часа оттянули отъезд Хилари. Но все равно настал момент одеваться. Тони тоже натянул джинсы.
Проходя через гостиную, Хилари задержалась перед одной из картин.
– Я бы не прочь показать штук шесть лучших работ Уайнту Стивенсу с Беверли-Хиллз – вдруг он захочет иметь с тобой дело?
– Не захочет.
– Почему не попробовать?
– Это одна из лучших художественных галерей, – сказал Тони.
– Зачем же начинать с худших? – парировала она.
Тони посмотрел куда-то сквозь Хилари и произнес:
– Может, я и прыгну.
– Что-что?
Он в двух словах рассказал ей о Юджине Таккере, бывшем арестанте, а ныне модельере женской одежды.
– Таккер прав, – прокомментировала Хилари. – И потом, какой же это прыжок? Тебе пока нет нужды оставлять службу в полиции. Просто проверить себя.
Тони пожал плечами.
– И правда, я ничего не теряю. Даже если Уайнт Стивенс отвергнет мои работы.
– Не отвергнет. Выбери дюжину самых характерных. Постараюсь свести тебя с ним завтра или послезавтра.
– Забирай их с собой, – заявил Тони. – Прямо сейчас.
– Но он наверняка захочет с тобой встретиться.
– Да – если картины понравятся. В таком случае и я буду счастлив познакомиться с ним.
– Но, Тони…
– Не хочу услышать от него в твоем присутствии, что я всего лишь способный дилетант.
– Ты невыносим.
– Предусмотрителен.
– Паникер.
– Нет, реалист.
Хилари было некогда рассматривать все шестьдесят полотен, стоявших в углу; она с удивлением узнала, что еще полсотни картин хранятся в чулане и сотня на чердаке, не считая маленьких зарисовок. Она выбрала из тех, что висели на стене. Тони аккуратно завернул их и оделся, чтобы проводить девушку до машины. Сложив картины в багажник, они немного постояли под фонарем. Тони целомудренно чмокнул Хилари в щечку.
Стояла тихая, прохладная, звездная ночь.
– Еще немного – и начнет светать, – сказал Тони.
– Ты сегодня работаешь?
– Нет. Мне дали несколько дней отпуска… из-за Фрэнка. Только забегу на часок в управление, сдам рапорт. И все.
– Я вечером позвоню.
– Буду ждать.
Хилари ехала по безлюдным утренним улицам. Она вдруг почувствовала голод и вспомнила, что дома ничего нет. Поэтому она свернула налево – там был круглосуточно работающий рынок.