Шорохи
Шрифт:
Хилари стояла, потупив глаза, с опущенными руками.
В целом мире не было ничего важнее, как узнать, о чем она сейчас думает.
– Я люблю тебя, – сказал Тони.
Она ответила дрожащим голосом:
– Можно ли верить таким словам? Если человек говорит: «Я люблю тебя» – значит ли это, что он действительно это чувствует? Если мои родители говорили, что любят меня, а уже через минуту избивали до посинения, кому мне верить? Тебе? С какой стати? Разве нас не ждут разочарования и обиды? Разве конец не всегда один и тот же? Уж лучше быть одной. Я сама о себе позабочусь. Все будет
Тони схватил ее за плечи и повернул к себе. У нее дрожала нижняя губа. В уголках глаз блестели слезы, но Хилари не позволяла им пролиться.
– Хилари, ты чувствуешь ко мне то же, что я к тебе, – твердо сказал он. – Я знаю. Я уверен в этом. Ты отворачиваешься от меня не потому, что я усомнился в твоем рассказе. Дело в другом. Просто ты полюбила и испугалась. Тебя запугали родители – угрозами, побоями… когда-нибудь ты расскажешь мне, чем еще. И ты готова бежать от любви, потому что несчастное детство превратило тебя в эмоциональную калеку.
От волнения Хилари не могла говорить и только яростно мотала головой: нет, нет и нет!
– Не спорь, – продолжал Тони. – Хилари, мы нужны друг другу. Видишь ли, я всю жизнь боялся рисковать в материальной сфере, там, где речь шла о деньгах, карьере, моих картинах… Я всегда легко сходился с людьми, в случае чего менял партнеров – но не обстоятельства. А с тобой мне впервые захотелось изменить свою жизнь. Мне уже не так важно состоять в штате. Я начал всерьез подумывать о том, чтобы зарабатывать живописью. Я освобождаюсь от чувства вины и лени. У меня уже не каждую минуту звучат в ушах проповеди отца о том, как важно твердо стоять на ногах. Мечтая о карьере художника, я все реже вспоминаю тяжелые периоды в жизни нашей семьи, когда у нас недоставало еды и мы могли лишиться крыши над головой. Наконец-то я избавился от этого гнетущего опыта. Мне еще не хватает мужества бросить работу в полиции и нырнуть в омут головой. Но благодаря тебе я уже без страха думаю о себе как о художнике.
По лицу Хилари бежали слезы.
– Ты очень хороший человек, – пробормотала она. – И замечательный, тонкий художник.
– И я нужен тебе точно так же, как ты мне. Без меня ты снова заползешь в свою раковину, замкнешься в себе и ожесточишься. Ты не боишься риска в материальной сфере, легко ставишь на карту карьеру, деньги – но боишься людей. Понимаешь? В каком-то смысле мы – полная противоположность. Нам есть чему поучить друг друга. Вместе мы сможем стать сильнее. Каждый из нас – половинка, только вдвоем мы – целое. Я – твой. Ты – моя. До сих пор мы блуждали в потемках, ощупью ища друг друга.
Хилари уронила желтую блузку и обвила руками его шею. Тони обнял и поцеловал ее соленые от слез глаза.
С минуту они стояли молча. Потом Тони попросил:
– Посмотри мне в глаза.
Хилари подняла голову и прошептала:
– У тебя очень красивые глаза.
– Скажи мне!
– Что?
– То, что я хочу услышать.
Она поцеловала уголки его губ.
– Скажи! – настаивал Тони.
– Я… люблю тебя.
– Еще.
– Я люблю тебя, Тони. Правда люблю. Очень!
– Это было очень трудно?
– Для меня – да.
– Дальше будет легче.
Хилари засмеялась и заплакала одновременно.
Тони почувствовал, как разрастается, разбухает его сердце, заполняя собой грудную клетку, и понял, что значат слова «умереть от счастья». Ему показалось, что он вот-вот взорвется. Несмотря на бессонную ночь, он был полон энергии и держал в объятиях самую лучшую женщину в мире. Ему принадлежало ее тепло, ее нежные округлости, ее плоть и душа, выдыхающийся аромат ее духов, приятный запах ее волос и здоровой, молодой кожи.
– Теперь, когда мы нашли друг друга, все будет хорошо, – пообещал Тони.
– Нет, – возразила Хилари. – Не будет – пока мы не разгадаем загадку Бруно Фрая. Пока мы не убедимся, что он мертв и похоронен, раз и навсегда!
– Если мы будем вместе, – подхватил Тони, – мы пройдем через все испытания. Пусть попробует тронуть тебя, когда я рядом! Клянусь тебе!..
– Я верю, но… мне все-таки страшно.
– Не бойся.
– Не могу, – призналась Хилари. – И потом… я думаю, это не так уж глупо – бояться его.
Тони вспомнил разгром на первом этаже, два деревянных кола в фургоне Фрая и понял, что Хилари права. До поры до времени они будут поступать мудро, опасаясь Бруно Фрая.
Ходячего трупа?!
Хилари вздрогнула, и ее дрожь передалась Тони.
Часть II
Живые и ожившие мертвецы
Добро шепчет.
Зло кричит.
Зло шепчет.
Добро кричит.
Глава 5
Утром во вторник, во второй раз за восемь дней, Лос-Анджелес потряс средней силы толчок – до 4,6 балла по шкале Рихтера. Его продолжительность составила двадцать три секунды.
Значительных разрушений не произошло; для большинства жителей Лос-Анджелеса землетрясение стало поводом для анекдотов: например, о том, что это происки арабов, оккупировавших эту часть страны в качестве компенсации за нефтяную задолженность. Выступая по телевидению, ведущий Джонни Карсон сказал, что землетрясение вызвала Долли Партон, слишком резко соскочив с постели. Зато новоприбывшие отнюдь не были склонны считать эти шутки забавными. Им казалось, что они уже никогда не смогут поверить, что под ногами у них – твердая почва. Разумеется, через год они сами будут сочинять анекдоты о землетрясении.
Пока не тряхнет как следует.
Безмолвный, загнанный в тайники подсознания страх перед настоящим землетрясением, которое положит конец всем мелким толчкам, – вот что вдохновляло калифорнийцев на остроты. Если жить в постоянном ожидании грядущего катаклизма, отдавая себе отчет в предательской непрочности этой щедрой земли, можно умереть от страха. Жизнь должна продолжаться вне зависимости от нависшей угрозы. В конце концов, катастрофа может произойти не ранее чем через сто лет. А возможно, никогда.