Шорохи
Шрифт:
– Вы правы, – грустно проговорила Хилари. – Еще одна многообещающая гипотеза лопнула.
Тони поскреб подбородок и вздохнул.
– Ага. Я понимаю, что надоел вам со своими сомнениями, и все-таки история Кэтрин по-прежнему кажется мне слишком гладкой. За всем этим что-то кроется. Какая-то тайна.
На кухне у Салли, стоя на обломках посуды и мебели, Бруно Фрай открыл телефонный справочник и нашел номер конторы Топелиса в Беверли-Хиллз. Как он и ожидал, вместо Топелиса ответила дежурная телефонная служба.
– У вас что-нибудь срочное?
– Да. Понимаете, моя сестра – клиентка мистера Топелиса. У нас умер родственник, и мне необходимо разыскать ее.
– Примите мои соболезнования.
– Дело в том, что сестра уехала отдыхать, и я не знаю куда.
– К сожалению, мистер Топелис не оставил телефона, по которому с ним можно немедленно связаться…
– Мне бы не хотелось его беспокоить, – сказал Бруно. – Я подумал, может, она звонила и оставляла для него сообщение?
– Как зовут вашу сестру?
– Хилари Томас.
– О! Я знаю, где она.
– Чудесно! Где?
– Она сама не звонила, но совсем недавно кто-то оставлял мистеру Топелису сообщение для нее. Секундочку!.. Вот оно. Звонил какой-то мистер Уайнт Стивенс и просил передать, что картины понравились и он с нетерпением ждет ее возвращения из Санта-Елены, чтобы немедленно заключить сделку.
Бруно остолбенел.
– Не знаю, в каком отеле или мотеле она остановилась, – продолжала дежурная, – но в Напа-Валли не так уж много гостиниц, так что, я думаю, вам не составит труда отыскать ее.
– Не составит, – дрожащим голосом произнес Бруно.
– Я вам искренне сочувствую.
– Как?
– По поводу смерти вашего родственника.
– Ах да. – Бруно нервно облизнул губы. – Спасибо за помощь.
– Не стоит благодарности.
Он положил трубку. Кэтрин в Санта-Елене! Наглая сука вернулась домой. Зачем? Господи, что она замышляет?
В любом случае это не сулит ему ничего хорошего.
Обезумев от страха, Фрай начал обзванивать аэропорты, пытаясь заказать билет до Сан-Франциско. Но все места на ночные и утренние рейсы были проданы. Он сможет вылететь только завтра после обеда.
Это слишком поздно.
Ну что ж, придется воспользоваться «Доджем». В его распоряжении вся ночь. Если гнать вовсю, можно успеть до рассвета.
После того как они насладились кофе и бренди, Джошуа проводил Тони и Хилари в комнату для гостей. Здесь была ванная, и это было довольно далеко от его собственной спальни. Комната оказалась просторной и в то же время очень уютной, с широкими подоконниками и огромной кроватью на четырех толстых ножках.
Пожелав Джошуа спокойной ночи, они закрыли дверь и задернули шторы, чтобы безглазая ночь не пялилась в окна. Вместе приняли душ, чтобы немного снять усталость. Оба переутомились и мечтали только об освежающих, безгрешных струях – как в отеле близ аэропорта в Лос-Анджелесе. Но когда Тони намылил Хилари груди, ласковые, ритмичные круговые движения его рук вызвали в ее теле трепет и вибрацию. Тони взвесил их на ладонях, и соски ожили. Встав на колени, Тони вымыл Хилари живот, длинные, стройные ноги и ягодицы. Весь мир для нее сосредоточился в одной точке, свелся к нескольким потрясающим зрительным, слуховым и осязательным ощущениям: исходящему от мыла запаху сирени; шуму низвергающейся воды; клубам пара, рождающим прихотливые образы; блеску собственной кожи; разросшемуся от ее прикосновений до невероятных размеров мужскому органу. Выйдя из душа, они забыли об усталости и отдались всепоглощающей страсти.
Лежа рядом с Хилари на королевском ложе на четырех ножках, при мягком свете ночника, Тони целовал ее глаза, нос, губы, подбородок, шею, набухшие соски.
– Скорее, – попросила она и вся открылась для него.
– Хилари, – прошептал Тони, входя в нее. – Милая, милая Хилари.
Они быстро синхронизировали ритм. Она гладила его спину, очерчивая контуры мышц. Никогда еще Хилари не чувствовала себя такой живой и полной сил. Через несколько минут у нее начался оргазм; она думала, что никогда не остановится.
Тони также чувствовал неповторимость связавших их уз. Они растворились друг в друге, став чем-то большим, чем сумма двух половинок. Хилари поняла, что это уже навсегда, впервые с момента их встречи поверила, что может положиться на него, как ни на одно другое живое существо. И что она больше никогда не будет одна.
Потом, лежа рядом с ней под одеялом, Тони попросил:
– Расскажи мне про шрам.
– Хорошо. Теперь я могу это сделать.
– Ты была ранена?
– Да. Мне было девятнадцать лет, я жила в Чикаго и вот уже год как окончила колледж. Работала машинисткой и копила деньги на свою квартиру. А пока ее не было, платила за комнату Эрлу и Эмме.
– Кто это?
– Мои родители.
– Ты звала их по имени?
– Я никогда не считала их отцом и матерью.
– Должно быть, они тебя обижали, – сочувственно произнес Тони.
– Всеми доступными способами.
– Если тебе не хочется рассказывать…
– Хочется, – ответила она. – Впервые в жизни. Потому что я встретила тебя, и это искупает все прошлые страдания.
– Я вырос в бедной семье, – сказал Тони, – но мы любили друг друга.
– Тебе повезло.
– Мне очень жаль тебя, Хилари.
– Это уже позади. Они давно умерли, и мне давно следовало бы изгнать из себя воспоминания, как изгоняют дьявола.
– Расскажи мне все.
– Я вносила квартплату – несколько долларов в неделю. На эти деньги они покупали спиртное. Остальной заработок я откладывала. Не так уж много, но в банке набегали проценты. Я обходилась почти без обеда. У меня была одна светлая мысль: заработать на квартиру. Пусть даже такую же – с темными тесными комнатенками, неисправной канализацией и тараканами, – лишь бы подальше от Эрла и Эммы.
Тони поцеловал ее в щеку, а потом в краешек губ.
– Наконец я накопила достаточно и была готова переехать. Еще один день, еще один взнос – и я обрету свободу.
Хилари вся дрожала, и Тони крепко обнял ее.
– В тот день я вернулась с работы и пошла на кухню. А там Эрл целился в Эмму из пистолета. Прямо в рот. Она застыла, прислонившись к холодильнику.
– Господи!
– Ты знаешь, что такое белая горячка?
– Конечно. Это в первую очередь галлюцинации. Приступы безотчетной ярости. Так бывает у хронических алкоголиков. Они становятся жестокими и непредсказуемыми.