Шорохи
Шрифт:
– Двадцать три женщины, отдаленно напоминающих Кэтрин, – констатировал Джошуа. – Боже правый! Целых двадцать три!
– Галерея смерти, – дрожащим голосом произнесла Хилари.
– Теперь мы хотя бы знаем имена и адреса многих из них, – сказал Тони.
– Нужно сейчас же отправить телефонограмму, – распорядился Лоренски, и Ларсон заторопился к машине, где осталась рация. – Думаю, мы знаем, что там окажется.
– Двадцать три нераскрытых убийства за пять лет, – сказал Тони.
– Или двадцать три пропавших без вести, – добавил шериф.
Они провели в резиденции Фрая еще пару часов, но не нашли больше ничего существенного.
Бруно Фрай провел полночи, тщательно обдумывая и обставляя деталями смерть Хилари-Кэтрин.
Вторую половину ночи он спал при свете свечей. От фитилей поднимались слабые струйки дыма. Пляшущие язычки пламени отбрасывали тени и отражались в открытых глазах трупа.
Джошуа Райнхарт провел беспокойную ночь. Он метался и ворочался, путаясь в простынях. В три часа ночи он встал, прошел к бару и, сделав себе двойной «бурбон», залпом опорожнил бокал. Но и это не слишком помогло.
Никогда еще он так остро не ощущал отсутствия Коры.
Несмотря на то что Хилари часто просыпалась, ночь пролетела очень быстро, пронеслась как ракета. Хилари не покидало ощущение, что ее стремительно несет к пропасти и нельзя остановиться.
Перед самым рассветом проснулся Тони. Хилари повернулась к нему и шепнула:
– Люби меня.
Они на полчаса забылись в объятиях друг друга.
Темное, низкое, зловещее небо. Туман окутал вершины Маякамы.
Питер Лоренски стоял неподалеку от могилы, держа руки в карманах, ежась от утренней прохлады. Рабочие разрывали могилу Бруно Фрая и время от времени жаловались шерифу, что им должны приплатить за работу в столь раннее время. Тот не реагировал, а лишь подгонял их.
Без четверти восемь прибыли на катафалке Аврил Таннертон и Гэри Олмстед. Олмстед был угрюм, зато Таннертон улыбался и жадно вдыхал свежий воздух, словно вышел из дома для обычного утреннего моциона.
– Доброе утро, Питер.
– Доброе утро, Аврил. Доброе утро, Гэри.
– Скоро его откопают? – спросил владелец похоронного бюро.
– Минут через пятнадцать.
В восемь пятнадцать один из рабочих вылез из ямы и сказал:
– Приготовьтесь вытаскивать.
К гробу прикрепили ремни и вытащили его на поверхность – грязный, со сверкающими бронзовыми пластинками.
Без двадцати девять гроб водрузили на катафалк.
– Я поеду с вами, – сказал шериф.
Таннертон ухмыльнулся.
– Уверяю вас, Питер, мы не собираемся дать деру с останками мистера Фрая!
В двадцать минут девятого на кухне у Джошуа Райнхарта Тони с Хилари составили в раковину грязную посуду.
– Оставьте, я потом вымою, – сказал Джошуа. – Нужно как можно скорее открыть дом на утесе. Там, должно быть, жуткая вонища. Надеюсь, коллекция Кэтрин не слишком пострадала. Я тысячу раз предупреждал Бруно, но, казалось, ему было все равно, даже если бы… – Он резко оборвал фразу. – Что за чепуху я мелю – а вы слушаете! Ну конечно, ему было плевать на ее коллекцию, пусть бы хоть все сгнило!
Они сели в автомашину Джошуа и поехали в «Раскидистую крону».
С ключом в руке, Джошуа провел Тони и Хилари на второй этаж главной винодельни – минуя ряд кабинетов и лабораторий. Там возвышались огромные бродильные чаны. Пахло дрожжами. Обогнув чаны, все трое вышли через тяжелую дверь на галерею, в конце которой стояла четырехместная гондола.
В лаборатории патологоанатома пахло чем-то едва уловимым, но весьма противным.
Здесь собралось пять человек: Лоренски, Ларсон, сам патологоанатом по фамилии Гарнет, Таннертон и Олмстед. Все, кроме жизнерадостного Таннертона, испытывали неловкость и отвращение.
– Открывайте, – распорядился шериф. – Мне нужно успеть на встречу с Джошуа Райнхартом.
Таннертон с Олмстедом открыли гроб и заглянули туда.
Труп исчез.
Вместо него в гробу лежали три пятидесятифунтовых мешка цемента, украденные из мастерской Аврила Таннертона на прошлой неделе.
Хилари и Тони сели по одну сторону тесной гондолы, а Джошуа – по другую, касаясь Тони коленями.
Когда ярко-красная гондола двинулась с места и плавно заскользила вдоль каната, Хилари взяла Тони за руку. Она не боялась высоты, но подвесная дорога почему-то казалась ей ненадежной.
Наконец они достигли вершины утеса. Джошуа открыл дверцу, и они ступили на землю. В это самое мгновение сверкнула молния и в горах прогремели раскаты грома. Начался несильный, но холодный, противный дождь.
Джошуа, Хилари и Тони бросились к дому.
– Вы говорите, дом не отапливается? – спросила девушка.
– Камин завалили пять лет назад. Вот почему я просил вас одеться потеплее.
Джошуа отпер дверь, и они очутились внутри. Зажгли фонарики.
– Боже, какая вонь, – поморщилась Хилари.
– Плесень, – промолвил Джошуа. – Этого-то я и боялся.
Они вышли из прихожей в просторный вестибюль, а оттуда – в гостиную. Лучи от фонариков плясали по собранной здесь антикварной мебели.
– Ну и теснотища, – удивился Тони. – Некуда ногу поставить.
– Кэтрин была помешана на красивых вещах, – объяснил Джошуа. – Для нее это не было помещением капитала. И не могу сказать, чтобы она как-то особенно ими любовалась. Просто набивала ими дом снизу доверху.
– Если в других комнатах творится то же самое, – сказала Хилари, – это целое состояние.