Шпага д'Артаньяна, или Год спустя
Шрифт:
– В Риме.
– Что ж, прекрасно. Это достаточно далеко, чтобы больше не думать о нём. У вас нет иных пожеланий, Филипп?
– Нет, государь.
– Тем лучше. В таком случае, продолжим!
И король велел впустить вторую группу избранных. Через пару минут герцоги и пэры, толкаясь, развернули парчовый жилет, принятый у первого спальника. С ними вошли двое фаворитов – Сент-Эньян и Лозен. Король одарил миньонов улыбкой и продолжил церемонию.
В опочивальню вошли члены Совета и государственные секретари. Людовик
После входа дипломатов и духовенства спальня заполнилась людьми до отказа. Людовик по обыкновению счёл нужным поинтересоваться свежими сплетнями. В ответ сразу несколько голосов сообщили ему о крупном карточном выигрыше госпожи де Шуази и ссоре между Фронтенаком и де Вардом.
– Ссора? – нахмурил брови монарх. – Надеюсь, ничего более, господа?
– Нет, государь, – поспешил заверить его Сент-Эньян, – они просто поспорили.
– Из-за чего же, сударь?
– Ваше величество, я в затруднении…
– Предметом спора стала дама?
– О нет, государь.
– В таком случае мы не видим причин утаивать что-либо.
– Вы правы, государь. И если я смутился на мгновение, то лишь из опасения сообщить вашему величеству не вполне достоверные сведения, ибо сам я там не присутствовал.
– Однако вы всё же осведомлены о сути дела?
– Думаю, в достаточной степени, государь. Кажется, они повздорили по поводу плаща.
– Из-за одежды?!
– О, государь, из-за плаща господина де Лозена.
– Мы всё же не понимаем.
– Речь идёт о голубом плаще.
– А, вот оно что! Вы слышите, барон, ваш плащ сеет раздоры среди наших подданных. Они, что же, завидуют Лозену?
– Нет, государь. Кажется, господин де Вард имел неосторожность заявить, что мушкетёрский плащ идёт барону более, чем кому-либо…
– Что с того? Полагаем, он вполне прав.
– Ну а господин де Фронтенак придерживается на сей счёт иного мнения, чем и вызвал размолвку.
– Удивительно, однако на этот раз мы всецело на стороне де Варда. А что думает сам хозяин плаща? Скажите, барон.
– А я, с позволения вашего величества, возьму сторону Фронтенака, ибо он выступил подлинным рыцарем чести.
– Маркиз выступил рыцарем чести, отрицая, что вам идёт ваш мундир, сударь?
– Примерно так, государь, – ответил Пегилен с лёгкостью, дозволенной лишь фаворитам.
– Это не очень понятно, но мы полагаемся на ваше чутьё и щепетильность, капитан.
– Благодарю ваше величество.
Король напоследок окинул взором явившихся, взял на заметку отсутствующих и сказал:
– Прошу вас оставить нас, господа, мы проследуем в часовню.
Толпа в спешке, не исключавшей известного порядка, покинула опочивальню. Людовик задержал Кольбера и Лувуа.
– Сударь, – обратился он к суперинтенданту, – вам есть что сообщить?
– Ваше величество, я собирался поставить вас в известность о положении дел на Мадагаскаре.
– Что, уже явился посланник от Монтегю? – взволнованно спросил король.
– Посланника не будет ещё долгое время, государь, поскольку экспедиция господина Монтегю находится в крайне затруднительном положении.
– Экспедиция не удалась? По каким же причинам, господин Кольбер?
– Причины просты, государь: суда Монтегю были небезупречны ещё во Франции. Легко представить, что сделали с этими кораблями штормы южных морей. К тому же Мадагаскар оказался вовсе не тем райским садом, которым он рисовался воображению наших прославленных флотоводцев, понятия не имеющих о сиханаках. И вряд ли стоило нарекать колонию Островом Дофина, едва заняв крохотный плацдарм на побережье.
Людовик вскинул голову, уловив в словах Кольбера пренебрежительные нотки. Но сполохи царственных очей бесследно канули в черноту глаз министра, и властелин, совладав с собой, бесстрастно произнёс:
– Как видно, Господь забыл всё то хорошее, что я для него сделал… Мы, разумеется, вышлем им помощь. Но откуда стали известны эти подробности, сударь, если от самого адмирала не было никаких вестей?
– У моряков своя почта, государь. Встречные корабли обмениваются информацией и письмами. Сведения об экспедиции были доставлены португальским галионом, зашедшим две недели назад в Байонну.
– Португальцы! Но это же почти испанцы! А задумывался ли господин Монтегю о том, что передача вестей через португальского капитана является государственной изменой?
– Отчего же, ваше величество? Разве мы находимся в состоянии войны с Испанским королевством?
– Нет. Однако эта страна – наш традиционный соперник и в Европе, и за океаном. Капитанам нашего военного флота следовало бы об этом помнить.
– Осмелюсь заметить вашему величеству, что год назад, когда экспедиция отправилась в плавание, мы были в прекрасных отношениях с соседями, а при дворе как раз находился посол Филиппа Четвёртого – герцог д’Аламеда.
– Нечего сказать, отличный пример дружбы и верности!
– Кажется, именно эти качества и ценил в герцоге господин д’Артаньян. Да и ваше величество нашли возможным пожаловать ему орден Святого Михаила.
Король закусил губу, а Кольбер продолжал:
– К тому же, государь, традиционный соперник тем легче может стать верным другом, чем сильнее были до того накалены страсти.
– К чему вы клоните, сударь?
– О, я всего лишь предполагаю, что в союзе с испанцами мы чувствовали бы себя гораздо лучше как на континенте, так и в южных широтах.