Шпион, которого я убила
Шрифт:
– Какое еще несчастье? – Ева смотрит на часы.
– Я так люблю театр, – вдруг всхлипывает Далила. – А теперь тут люстра упала!..
Женя протягивает плоскую фляжку. Далила опять отказывается, вытаскивает у него из кармана полосатый платок и громко сморкается.
Ева отводит Женю в сторону.
– Не отходите от нее, по-моему, это шок. Да, вот еще что. Если она будет реветь больше пяти минут, дайте ей пощечину.
– Вы с ума сошли! – ужасается Женя. – Она!.. Я!..
Далила осматривает большой носовой платок у себя в руках, оглядывается и со словами
– Послушайте, – обращается он к Еве, не отпуская от себя Далилу. – Сколько стоит эта ваша чертова люстра?!
– Это не моя люстра. И дело не в ее цене.
– А вот пусть руководство театра скажет, в цене или не в цене! Я куплю им две таких. Одну – про запас. На всякий случай. И бригаду монтировщиков-электриков закажу, пусть укрепят как следует! А то что же это получается? Уже нельзя просто так пальнуть один раз?
Сжав виски пальцами, Ева идет в фойе.
– Сколько билетов было продано? – спрашивает она на ходу. – Опросили дежурных по залу о количестве пустых мест? Ладно, – устало машет она рукой, – давайте предварительный прогноз.
– По предварительному прогнозу, если предположить, что количество зрителей равнялось количеству проданных билетов…
– Давайте сразу с учетом условного процента отсутствующих! – перебивает Ева, и от нее, громко разговаривающей и размахивающей руками, шарахается испуганный зритель.
С учетом условного процента отсутствующих можно предположить, что все зрители были собраны в фойе. Все актеры и работники театра были тоже собраны в фойе отдельной группой. Госпитализированы трое. Две женщины с обмороками и мужчина с подозрением на инфаркт. Из обслуживающего персонала театра не могут найти двоих – работницу костюмерного цеха Булочкину и осветителя Устинова. По-прежнему не выходит на связь полковник Кошмар.
– Его рация была оставлена на том же месте, где ее обнаружили, на куче угля, – докладывают Еве.
– Зачем? – она удивлена.
– В случае преднамеренных действий полковника. Он мог оставить рацию с определенным умыслом, а после своих запланированных действий вернется за ней.
– Ну и бред! – качает головой Ева.
– Никак нет. Все в порядке. В рации заменены батарейки.
Ева оглядывается в поисках старухи с козой, которая почему-то хотела пристрелить непонятно откуда взявшегося в театре бобра, и бормочет:
– В мягких тапочках и за двадцать тысяч долларов, – становится на цыпочки и видит старуху рядом с Маргаритой Францевной. Заметив Еву, Марго убегает, обменявшись на прощание со старухой многозначительным прощальным кивком.
– Коньячку не желаете? – предлагает Милена откупоренную бутылку. – Я сперла только что из ящика в буфете.
– Нет, спасибо, – отказывается Ева и дожидается, пока старая женщина сделает несколько глотков из горлышка. – Вы меня извините, пожалуйста…
– Милена, – перебивает ее женщина. – А тебя?
– Ева.
– Ну, будь, Ева. – Еще пара глотков. После чего крышка бутылки завинчивается с торжественной тщательностью.
– Я
– Этот мальчик из гардероба действительно сшиб люстру?
– Не знаю, будем выяснять. Вы сказали…
– Забудь. Все уладилось. Оказывается, я поторопилась. Еще не время. Куда мне пройти, чтобы выпустили? – Милена оглядывается.
– Я хочу с вами поговорить. Давайте сядем в буфете.
– А бутылка? Они не…
– Ерунда. Если что, я все улажу.
Милена идет, слегка пошатываясь, и тащит за собой козу. Ева усаживает ее за столиком. В фойе последние зрители проходят посты. Проблемных из гардероба разделили на группы по четыре человека и начали досмотры.
– Расскажите, кто вы.
– Это неинтересно, – категорически отказывается Милена. – Лучше вы скажите, как можно обрушить такую люстру?
– Люстра с прошлого века крепится на металлическом крюке и четырех растяжках. Растяжки – металлические тросы. По правилам, профилактические осмотры крепления должны осуществляться не реже раза в год. Я должна дождаться данных последнего профилактического осмотра, прежде чем делать выводы, но на первый взгляд положение создалось угрожающее. Два троса из четырех изрядно проржавели и повредились. Если предположить… – монотонно говорит Ева, внимательно, сантиметр за сантиметром, осматривая лицо старой женщины напротив. – Сколько вам лет? – вдруг спрашивает она.
– Семьдесят пять, не отвлекайтесь, – быстро отвечает Милена.
В бутылке осталось меньше половины.
– Если предположить, что пуля попадает в крюк и потом – рикошетом – в один из тросов и трос этот лопается, то можно представить, что от попадания в крюк люстра с него соскакивает, а удержаться на двух тросах потом не может.
– Думаете, это богемский хрусталь? – шепчет Милена, наклонившись к Еве.
– Не знаю, – Ева сдерживает улыбку.
– Вранье. Это никакой не богемский хрусталь. Дурят народ, как, впрочем, всегда. Что вам от меня надо?
– С кем вы пришли в театр?
– Одна. Я приехала на такси.
– А коза? – заглядывает Ева под стол и видит, что коза, грациозно сложив под себя передние копытца, спокойно улеглась на пол.
– Козу я нашла здесь.
– А где бобер, которого вы просили пристрелить?
Милена встает, опирается о столик и осматривает фойе.
– Его уже нет. Наверное, поехал домой. Я погорячилась. Еще не время. У меня будут брать отпечатки пальцев?
– Не думаю. Вы же сказали, что имеете при себе документы. Откуда вы знаете Марго?
– Кто это?
– Женщина, с которой вы только что разговаривали.
– Да кто же ее не знает! – ухмыляется Милена. – Когда она придет к вам, вы ее тоже сразу узнаете! Уговорите их отпустить со мной козу.
– Нельзя, – качает головой Ева. – Если коза театральная, то ее должны забрать после спектакля.
– Хорошо, я подожду, пока за ней приедут. – Милена расправляет складки бархата на платье и со скучным видом опирается головой на подставленную руку в перчатке, кое-где наспех заштопанной.