Шпионка. Часть 2
Шрифт:
Несколько студентов удивлённо покосились в нашу сторону. Мы, как обычно, ждали своей очереди, чтобы попасть в кабинет.
— Не нужно было ничего приносить, — хмуро буркнула я.
— Угу, у тебя всего лишь нет ни еды, ни тёплой одежды, — внезапно зло огрызнулся парень.
От его реакции я подавилась собственной. У меня уже созрели в голове ответные колкости, но пришлось их проглотить.
— У меня есть еда, я кушаю в столовой, — напомнила осторожно.
— Можно было просто сказать «спасибо». — Золин выглядел слегка смущённым.
Как Эстан? Он облил меня грязью. Ранил Крис. Побурчал на твой счёт. Сказал мне, кто мой отец.
— Хорошо, — пожала я плечами. — В смысле, лучше, чем был.
— Он что-нибудь сказал на счёт нашего дела?
— Да. Сказал, что конс-магу можно доверять, — я говорила предельно кратко. Если кто и подслушивает, то не поймёт, о чём речь.
— Неожиданно. — Золин уставился в пол. Лицо у него было какое-то бледное. — Что ж, он редко ошибается.
— Ты чего такой странный? — Я настороженно оглядела друга с ног до головы. — Опять за сочинение переживаешь?
— Э-э… да.
— Успокойся. Ты лучший, и прекрасно об этом знаешь. Тебя похвалят. И вообще всё будет хорошо.
Золин недоумённо покосился на меня.
— Ты тоже сегодня странная.
Просто Алан оказался моим отцом. Я моргнула, натянуто улыбнулась и повторила:
— Всё будет хорошо.
Дверь аудитории отворилась. Из помещения стали выходить студенты. Мы ждали, пока поток отмучившихся «зомби» прекратится, и впустят «свежую кровь».
— Можно тебя кое о чём попросить? — неожиданно тихо спросил Золин.
— Ну да, конечно.
— Оценишь моё сочинение?
— Прямо сейчас? — Я удивлённо подняла брови.
— Нет, когда я буду читать.
— Там опять что-то душещипательное?
— Надеюсь, — пожал плечами парень.
Мы зашли в аудиторию, расселись по своим местам. Прохор Авдеевич глотнул водички из бутыли и, прочистив горло, принялся вещать:
— Меня невероятно удивляет ваше отношение к учёбе! Как будто это нужно не вам, а мне. Я, конечно, ценю, что вы бережёте мои нервы. Но ещё раз повторяю: не сдавать работы нельзя!!!
Конечно, злой и оскорблённый взгляд достался мне. Он прямо так и вопил: «Матильда, если тебе этого не надо, то просто не приходи сюда! Халтурщица!».
— Ты что, опять не сделала? — Золин тоже удивлённо покосился в мою сторону.
— Не до того было, — тихо буркнула в ответ.
Парень выкладывал на стол кучу вещей из рюкзака. Я смущённо посмотрела на свои самописку и листочек. Мда.
— Ты чего, все свои монатки из общаги притащил? — пробурчала я.
— Только самое необходимое.
Из необходимого у него были: гора учебников, причём по тем предметам, что вообще никак не касались спецкурса; четыре самописки (я и одну-то с трудом находила, а тут!); стопка листков; пирожок.
— Это ещё что? — Я удивлённо посмотрела на последнюю вещь.
— Это тебе. — Золин одним ловким движением подвинул еду на мою сторону парты.
— Э?
— Ты как-то сказала, что в столовке вкусные пирожки. Вот я его и взял. Прямо как чувствовал, что суп ты не поешь!
Перед глазами внезапно предстал недожаренный блин, намертво прилипший к полу. Я меланхолично посмотрела на еду, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
— Зачем ты это делаешь? — непонимающе спросила.
Золин ответить не успел, потому что Прохор Авдеевич злобно призвал студентов к тишине и порядку, после чего официально начал занятие.
— Сегодня мне не хочется терроризировать вас своими замечаниями. Давайте сделаем так: кто хочет, чтобы его работу разобрали, поднимите руки. Вами сегодня и займёмся.
Золин, конечно, был среди активистов. Я же попыталась сделать вид, что меня не существует.
— Отлично, Сэм, тогда с тебя и начнём. А Матильда напомнит нам тему сегодняшнего сочинения.
Я затравленно покосилась на соседа по парте.
— Что такое любовь, — одними губами проговорил Золин.
— Что такое любовь, — повторила я.
— Спасибо, Сэм. — От преподавателя ничего не укрылось. Он меня окончательно невзлюбил. — Выходи сюда, читай громко и с выражением.
Золин выполнил всё так, как его и просили.
Он написал сочинение на тему «Что такое любовь?».
Он вышел перед нами, уверенно выпрямился и, поймав чей-то взгляд, улыбнулся, подмигнул, а затем прокашлялся и начал читать.
Громко.
С выражением.
— Я могу сравнить любовь со смертью. Любовь, как и смерть, трудно спутать с чем-то. Когда ты умираешь, ты никогда не назовёшь это «простудой». Когда ты любишь, ты никогда не назовёшь это «влюблённостью».
Я хмыкнула. Сцепила кулаки и уткнулась в них подбородком. Хотелось лечь и забыть обо всём на свете, но я должна была пережить это занятие. А затем пережить последующие часы. И ещё. И ещё. Просто пережить.
— В этом мире можно ко многому отнести слово «любовь». Любовь к музыке, любовь к природе, любовь к человеку, эта жизнь наполнена любовью. Я бы хотел выделить самую банальную, но самую непростую любовь.
Золин перевернул листок другой стороной. Я внезапно заметила, что его руки слегка дрожат, а голос стал на порядок ниже.
— Любовь к девушке — это ужасно. Когда ты любишь, ты становишься полной размазнёй. У тебя начинают трястись руки, и появляется странная нерешительность. Ты понимаешь, что должен думать о чем-то важном, но все твои мысли абсолютно тупые. Ты думаешь о любви. О ней. И ты превращаешься в простую тряпку, потому что всем нам с самого рождения вбивали, что мужики должны быть сильными, решительными и рациональными. А когда ты влюбляешься, ты сперва вообще не понимаешь, что происходит. От рациональности не остается и следа, а внутри появляется тупое щекочущее чувство, и ты сидишь, и в ужасе думаешь: «Это что, те самые бабочки?!».