Шпионка. Часть 2

Вернер Анастасия

— И чего сидишь? Давай руки, — поторопил он.

— Спасибо, конечно, за помощь, но я обойдусь без чужой заботы. С руками я сама могу разобраться.

— Ты хочешь ослушаться прямой приказ предводителя Лунеров? — Алан красноречиво выгнул бровь.

— Угу, вот прямо видно, что никаких рамок у вас нет, — проворчала я, но сдавшись под тяжёлым взглядом мужчины, положила руки на скатерть ладонями вниз.

— Тебе не кажется, что ты перетруждаешься? — хмуро спросил он, после того, как аккуратно коснулся пальцем с мазью

самой глубокой ранки, а я поспешно одёрнула руку, зашипев от боли.

— Кажется, — не стала спорить, — но всё равно буду, — воинственно сказала, с подозрением наблюдая за чужим пальцем с мазью.

Он сделал выпад в мою сторону, и я аж шарахнулась вместе со стулом.

— Майки, — недовольно сказал Алан, — что ты как маленькая?

— Ну это больно!

— Значит, прыгать с обрыва в реку не больно, а обработать небольшую ранку — больно?

— ДА! — чуть не прорычала я. — И вообще, не надо напоминать мне об этом.

— Стыдно? — усмехнулся мужчина.

— Больно, — хмуро буркнула в ответ.

— Ладно, прости. Давай сюда руки. Потерпишь немного, зато инфекция не попадёт.

Я только поплотнее спрятала ладони в карманах штанов.

Алан недовольно взглянул на моё упрямое лицо.

— Ну хорошо, — устало вздохнул он, — как с этим справлялись твои родители?

Я сперва удивлённо подняла брови, а затем как прыснула со смеху, выдавив:

— Кто?!

— Мама с папой. — Предводитель Лунеров моего веселья не разделил.

— Вам не сказали? Я си-ро-та, — довольно беззаботно проговорила я.

Алан посмотрел на меня с искренним непониманием.

— Ты этому рада?

— Вы серьёзно? Как этому можно радоваться? Типо: «Хэй! Смотрите! А у меня нет мамы с папой!»?!

— Майки. Я понимаю, что тебе тяжело, но, во-первых, сбавь обороты, а во-вторых, дай сюда руки, — холодно проговорил предводитель Лунеров.

Я насупилась, недовольно засопела, но приказ исполнила. Когда мои ладони легки на стол, пришлось опустить голову и позволить волосам прикрыть лицо, чтобы спокойно стискивать зубы, когда раны начинали щипать.

— У тебя не может не быть родителей. Они есть у всех, — вновь сменив тон на рассудительный, сказал Алан.

— Биологические есть. Только они меня бросили.

— А не биологические?

— Они мне не родители, — вяло отгавкнулась я. Всё моё внимание было сосредоточено на болевых ощущениях.

— Они тебя вырастили, — не согласился мужчина.

— Ой, никто меня не растил! Тётя умерла, а дядя спился. Я сама себя растила!

Алан тяжело вздохнул, словно говоря: «Угораздило же приютить такую вспыльчивую девчонку». Ну вот и… вот и… выгнал бы меня!

— Ай!

— Прости, — покаялся мужчина. — Тебе в ближайшее время нельзя работать. Я запрещаю.

— Чего?! — Я аж голову вскинула. — Нет! Нет, я должна! Если я не буду работать, то… то…

— Что? — спокойно уточнил мужчина.

— Как мне спать тогда?

— Лекарь даст тебе успокоительной настойки.

— А днём?! Как мне днём жить?!

Алан прекратил измываться над моими руками. Он хмуро отложил флакончик с мазью, вытер пальцы о салфетку и внимательно посмотрел на меня.

— Тебя мучает то, что твои друзья уехали?

— Они мне не друзья, — огрызнулась я. Посмотрела на костяшки пальцев с маленькими крапинками крови. — Мы много пережили вместе, но друзьями так и не стали.

— Мне так не показалось.

— Да вы живёте в деревне и разговариваете с кошками, вы и о жизни-то ничего не знаете!

Алан вздохнул.

— Майки, успокойся.

— Да спокойна я, извини… те. Ой, без «те».

— Ну?

— Что «ну»? Хотите послушать историю о том, как я осталась одна? И, нет, знаете, это будет не из серии «ой, меня никто не любит, прыгну-ка я с балкона!», хотя там вокруг человека вся семья увивается. Я на самом деле одна. У меня не осталось никого. Это вы… ты хотел услышать?

— Вокруг тебя целое племя, — Алан сказал это лишь бы что сказать.

Я опустила голову и ударилась лбом об стол, да так и осталась сидеть в скрюченной позе.

— Не отбирайте у меня работу. Это всё, что у меня осталось. Я не могу спать, не могу есть, не могу даже ходить спокойно. Мне очень, очень плохо. А когда я работаю, я об этом не думаю. Как-то и не приходит в голову, что я своими руками лишила себя будущего, что подруги у меня больше нет, что всех лораплиновских друзей я потеряла. Что родные родители подкинули меня на чужое крыльцо, что приёмные оказались тиранами… вернее, дядя оказался тираном, довёл тётю, меня… короче, пожалуйста, не надо меня добивать.

Из всей этой длинной, путанной и несколько пафосной речи я пыталась донести до него одно: пока я забываюсь в работе, моё тело не разлагается на мелкие кусочки.

Но Алан услышал в этом что-то своё…

— Биологические родители подкинули тебя на крыльцо чужого дома?

Я поглядела на него, вздохнула грустно (ну, тупой человек, что с него взять?), и выдавила таким тоном, словно разговаривала с психбольным:

— Да.

— С чего ты это взяла?

— В смысле — с чего? Тётя так сказала.

— Я, конечно, не эксперт, но подкидывать младенца довольно рискованное занятие. Тебе не кажется? Может, тётя соврала тебе?

— Господи, да чего вы прицепились к моим биологическим родителям! — отчаянно взвыла я, а кулаки жёстко ударили по столу. — Они меня бросили! Бро-си-ли! Что в этом слове непонятно? Вообще-то, моя тётя заполнила графу на документах, что они могут меня найти! И что? Нашли? Не нужна я никому — ни своим родителям, ни чужим!

— Уверен, ты ошибаешься, — непрошибаемо сказал Алан, сохраняя совершенно нейтральное выражение лица.