Шрам
Шрифт:
– Мы готовы ехать? – спросил он.
– Как скажет Клайд, – Патрик поднял на меня глаза. – Он теперь у вас главный.
Вместо гордости, которую, наверное, хотел вызвать у меня Патрик этими словами, я почувствовал дискомфорт оттого, что взгляды всех присутствующих устремились на меня.
– Да, – сказал я, желая как можно быстрее закончить этот фарс. – Можем отправляться.
– Вот и славненько, – хлопнул в ладоши Патрик. – Удачи вам, и до скорой встречи.
– Лилит, – девушка протянула руку Алену.
– Чудно, – буркнул стрелок, пожал ее руку и быстро забрался наверх.
И тут, к моему удивлению, Патрик обнял девушку за плечи и, поцеловав в щеку, сказал:
– Удачи тебе, дорогая. Будь осторожна.
Взбираясь по броне,
Оказавшись возле верхнего люка Медведя, я обернулся, собираясь подать даме руку, как истинный джентльмен. Но как оказалось, помощь ей совсем не требовалась, ведь, дама уже стояла рядом со мной.
Следом за ней я запрыгнул в люк, и задраил его за собой.
Мы покинули ангар и направились в сторону южных ворот Филина. По городу мне приходилось тащиться с черепашьей скоростью, так как маленькие улочки не предназначались для таких видов транспорта. Броневик слушался плохо, был очень грузным и неповоротливым, и мне далеко не сразу удалось найти с ним общий язык.
Лилит и Ален сидели в салоне всю дорогу по Филину. Но как только мы покинули город, выехав на просторы открытого мира, где я смог наконец дать себе волю выжимать из машины всю ее мощь, в кабине появилась Лилит.
– Я не помешаю тебе, если посижу здесь? – спросила она, с интересом глядя на обзорные экраны.
– Нет, – ответил я, и она тут же устроилась в командирском кресле.
Некоторое время мы ехали молча. Глядя на окружающий мир через экраны мониторов, я снова вспомнил о Грешниках. Снова грусть и тоска начали давить мне на грудь. Я вдруг почувствовал себя виноватым перед ними. «Пастырь погиб, Джим лежит в больнице, что же я тут делаю? Продолжаю жить так, словно мне не команда была важна, а только одна лишь охота». Но эти тяжелые мысли оборвал голос Лилит.
– Давно ты уже охотник? – спросила она.
– Полтора года, – ответил я машинально, а затем подумал, что, наверное, она рассчитывала услышать цифру позначительнее.
– По-моему, это здорово. Быть тут, за стеной.
– Здорово? – переспросил я.
– Ну-у-у... – она явно смутилась. – Не считай меня легкомысленной. Я прежде бывала за стеной и в полной мере понимаю, насколько здесь опасно. Но, меня почему-то тянет в этот мир. Не знаю, как объяснить.
Ей и ненужно было объяснять. Я понимал Лилит и не был удивлен ее словами. Ведь, сам чувствовал тягу тоже. С самой первой своей вылазки и по сей день это чувство не покидало меня. Именно оно, неодолимое притяжение мира, не стесненного стенами города, являлось причиной моего присутствия там, а отнюдь не деньги, предложенные Патриком.
– А много раз ты бывала за стеной? – спросил я, желая продолжить этот разговор.
– Всего дважды. С военными. Я же полевой врач, – ее взгляд не отрывался от обзорных экранов.
– И как же ты тогда оказалась здесь?
– Патрик предложил.
– Ты с ним давно знакома? – мне стала интересна эта девушка, хотелось узнать ее лучше, и я очень надеялся, что не переборщу со своим любопытством.
Но, похоже, я зря волновался, и Лилит была совсем не против общения.
– Патрик – мой дядя. После смерти родителей он заботился обо мне так, словно я его собственная дочь. Он и помог мне получить именно такую профессию.
– То есть тебе еще до первой вылазки хотелось побывать снаружи?
– Ну да, – кивнула Лилит беззаботно. – Было страшновато, конечно. Да нет, даже очень страшно, когда вышла впервые. Но это быстро прошло.
– А почему тебя так тянуло сюда?
– Мои родители вместе служили на караване. В одном из рейдов они погибли.
«Ну вот, доигрался», – подумал я про себя. – «Надавил на больное. Молодец, что ещё сказать!»
– Но я помню, как в детстве, – продолжала Лилит, – они привозили мне фотографии снаружи. Много рассказывали о том, как здорово путешествовать по этому миру, и обещали взять с собой, когда подрасту. И пока они путешествовали, месяцами не бывая дома, я сидела на попечении бабушки, няни и Патрика. Но каждый раз перед сном представляла, как мои мама и папа мчатся по бескрайнему, открытому миру навстречу приключениям, стрелою проносясь сквозь времена, годы и города предков, как сражаются с чудовищами и разгадывают тайны прошлого. И эти грезы остались со мной, несмотря на то, что детство закончилось. Их не загубило даже известие о том, что караван разбит, и мои родители уже не вернутся домой. Я все равно, продолжала представлять перед сном, что они все еще едут куда-то далеко, навстречу новым приключениям и невероятным открытиям. Для меня они не умерли, они просто покинули Филин навсегда. Может быть, где-то в глубине души, я надеюсь встретить их здесь. Глупо, да?
– Совсем нет, – покачал я головой, – Этот мир, он удивительный. И порой мне кажется, что здесь возможно все. Здесь нет и не может быть чего-то глупого. Только не здесь.
Я не собирался говорить этого. Слова сами сорвались с губ. Но как бы наивно они не прозвучали, я не пожалел, что сказал их. Ведь, так оно и было.
– И ты тоже всегда хотел здесь побывать?
– Нет. Но выйдя за стену однажды, уже не смог жить, как раньше.
– Может, мы с тобой ненормальные? Ведь, должны же бояться всего этого.
– Может, и должны, – пожал я плечами, и ничего не добавил. И без слов было ясно, что желание оказаться здесь во сто крат сильнее любых страхов.
Мне пришла в голову мысль, что этот мир, окружающий нас, действует на некоторых людей, как болезнь. Подобно вирусу он распространяется от одного к другому. Лилит заразилась им от родителей, я – от Джулии и Джима. Возможно, планета надеется вернуть нас обратно? После многих лет затворничества и отрешенности от нее, мы все же возвращаемся домой. И нас не пугают опасности, мы готовы противостоять им снова и снова, чтобы хоть на миг, на короткое, но прекрасное мгновение вновь оказаться в объятиях природы. Нам чужды эти города, консервные банки, в которых мы прячемся от чудовищ, сами не понимая того, как сильно нас тянет домой. В наш истинный Дом. Земля ждет, когда мы вернемся. Она простила нас за все, что мы с ней сотворили. А может, и не обижалась никогда. Ведь, какими бы ни были наши предки великими, они все равно, так и остались детьми, играющими с отцовским пистолетом и, найдя предохранитель, причинившими вред самим себе. Но от этого мы не стали менее любимы. И возможно, планета верит, что когда-нибудь мы повзрослеем и поймем, как правильно использовать дарованные нам силы. Может, Пастырь был прав, и все это один единый механизм возрождения. Легионеров становится все меньше, а людей, выходящих за стены своих городов, все больше. Все возвращается на круги своя. Мне вдруг так сильно захотелось верить в это. Верить в то, что несмотря ни на что, в итоге мы вернемся сюда и будем строить города без стен, перемещаться между ними без страха, и лишь на страницах истории и в пыльных музеях останутся упоминания о том безумном времени, когда по нашей планете бродили чудовища. Но также останутся и упоминания о людях, бросивших им вызов и, несмотря на смертельные опасности, сражавшихся за то, чтобы вернуть себе этот мир. И если так будет, то все принесенные жертвы, все испытания, выпавшие на долю охотников, не будут напрасны.
– Ты мечтатель, да? – спросила вдруг Лилит.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, сейчас у тебя был очень задумчивый взгляд. Словно, ты мечтал о чем-то.
– Ну... Может, немного совсем, – ухмыльнулся я.
– Это странно для охотника.
– Почему?
– Ну потому, что охотников всегда представляют такими грубыми, жесткими, маниакально бесстрашными. Но ты не такой.
– Ты уже вторая за сегодня, кто говорит, что я не похож на настоящего охотника, – отметил я.
– Прости. Я не хотела обидеть.