Шри Рамана Махарши - Жизнь и Путь

Махарши Рамана

Вскоре ему помешал крик, что пора закрывать храм, так как пуджа закончена. Поэтому он подошел к священнику и спросил, нет ли у него чего-нибудь поесть, но тот ответил отрицательно. Тогда Венката­раман попросил разрешения остаться в храме до утра, но ему также было отказано. Участники пуджи (пуд­жари) сказали, что собираются в Килур, около трех четвертей мили отсюда, выполнить пуджу и в местном храме, после чего он сможет получить что-нибудь из еды. Поэтому Венкатараман сопровождал их. Как толь­ко вошли в храм, он опять погрузился в блаженное поглощение, именуемое самадхи. В девять часов пуджа закончилась,

и пуджари сели ужинать. Венкатараман снова попросил поесть. Сначала казалось, что не най­дется ничего, но храмовый барабанщик, под впечат­лением внешности и благочестивых манер юноши, от­дал ему свою долю. Он захотел запивать пищу водой и, держа в руках тарелку из пальмового листа с рисом, пошел по указанной ему дороге к стоящему побли­зости дому некоего Шастри, который даст воды. Стоя перед домом в ожидании, он споткнулся несколько раз и рухнул в глубоком сне или обмороке. Через пару минут Венкатараман увидел, что вокруг собралась не­большая толпа любопытных. Он выпил воды, собрался с силами и съел немного из рассыпанного им риса, а затем лег на землю и уснул.

Следующий день, понедельник 31 августа, был Го­кулаштами — день рождения Шри Кришны и один из наиболее благоприятных дней индуистского календаря. До Тируваннамалая было еще 20 миль. Венкатараман прошелся немного, разыскивая дорогу к нему, и снова начал чувствовать усталость и голод. Подобно боль­шинству брахманов того времени, когда древних обы­чаев они держались строже, чем сейчас, он носил зо­лотые серьги, в которые у него были еще вправлены рубины. Он снял их, чтобы выручить деньги и закон­чить путешествие поездом, но где их продать и кому? Совершенно случайно Венкатараман остановился у до­ма, который, как оказалось, принадлежал некоему Мут­хукришнану Бхагаватару, и попросил пищи. Хозяйку, должно быть, глубоко поразило появление у ее дверей в день рождения Кришны юного брахмана с прекрас­ным выражением лица и сияющими глазами. Она по­ставила много холодной еды и хотя, как и два дня назад в поезде, аппетит Венкатарамана исчез после первого куска, пеклась о нем истинно по-матерински и заставила съесть все.

Оставался вопрос о серьгах. Они стоили около двадцати рупий, но Венкатараман хотел за них только ссуду в четыре рупии, чтобы покрыть любые другие расходы, которые смогут встретиться на пути. Дабы избежать возникающего подозрения, он прибегнул к

Город Тируваннамалай, Великий Храм

отговорке, сказав, что был паломником, потерял свой багаж и остался без средств. Мутхукришнан исследовал серьги и, установив их подлинность, ссудил четыре ру­пии. Но он настаивал на получении адреса юноши и дал ему свой, чтобы тот мог выкупить серьги в любое время. Добрая чета держала Венкатарамана у себя до полудня, накормила обедом и снабдила пакетом сла­достей, заранее приготовленных для пуджи Шри Кришне, но так и не предложенных Ему.

Оставив этот дом, он сразу разорвал записку с ад­ресом, не собираясь когда-либо выкупать серьги. Об­наружив, что поезда до Тируваннамалая не будет до следующего утра, он проспал ночь на станции. Ни один человек не может закончить свое путешествие до пред­назначенного судьбой времени. Стояло утро 1 сентября 1896 года, минуло три дня после ухода из дома, когда Венкатараман прибыл на железнодорожную станцию Тируваннамалай.

Быстрыми шагами, с радостно бьющимся сердцем, он спешил прямо в Великий Храм. Безмолвным зна­ком Приветствия ворота трех его высоких огоражи­вающих стен и даже самого внутреннего святилища стояли открытыми. Внутри еще ничего не было, по­этому он вошел в Святая Святых один и стоял, по­трясенный, перед своим Отцом — Аруначалешварой ¹. Здесь, в блаженстве Союза, искомое было достигнуто, и путешествие завершилось.

Глава 4

Кажущийся тапас, или аскёза

Покинув храм, Венкатараман побрел в город. Кто-то окликнул его и спросил, не хочет ли он сбрить пучок

волос на затылке ¹. Такой вопрос был, очевидно, вну­шен, поскольку отсутствовали внешние знаки того, что этот юный брахман отрекся или собирается отречься от мира. Он сразу же согласился, и его отвели к во­доему Айянкулам, где усердно работали цирюльники. Здесь его голову обрили наголо. После этого Венка­тараман выбросил в воду свои оставшиеся деньги — чуть больше трех рупий. Впоследствии он никогда к деньгам не притрагивался. Был выброшен и пакет сла­достей, еще остававшийся у него. «Зачем кормить сла­достями эту глыбу тела?»

Он снял священный шнур, знак касты, и отбросил его, ибо тот, кто отрекается от мира, отрекается не только от дома и собственности, но также от касты и всего гражданского статуса.

Затем Венкатараман снял свое дхоти ², оторвал от него полосу для набедренной повязки, а остальное вы­бросил.

Таким образом он возвратился в храм, завершив акты отречения. Подходя к нему, он вспомнил, что Пи­сания предписывают принять ванну после стрижки во­лос, но сказал себе: «Зачем позволять этому телу ро­скошь ванны?» Тотчас же прошел небольшой сильный ливень, так что перед тем, как войти в храм, Венка­тараман принял все-таки свою ванну.

В Святая Святых он вторично не входил, поскольку в этом не было необходимости. Действительно, про­шло три года, прежде чем он снова вошел туда. Вен­катараман избрал своим местопребыванием тысяче­колонный зал, приподнятую каменную платформу, от­крытую со всех сторон, с кровлей, поддерживаемой лесом тонких, украшенных скульптурами колонн, и си­дел там, погруженный в Блаженство Бытия. День за днем, день и ночь, он сидел неподвижно. Больше он не нуждался в этом мире, тень существования которого его не интересовала, потому что был поглощен Ре­альностью. Так он продолжал несколько недель — едва двигаясь, без единого слова.

Таким образом началась вторая фаза его жизни по­сле Само-реализации. В течение первой Слава была скрытой, и он принимал те же условия жизни, что и ранее, с той же покорностью учителям и старшим. В течение второй он обратился вовнутрь, полностью иг­норируя внешний мир, и эта фаза, как должно быть показано, постепенно погружалась в третью, длитель­ностью в полстолетия, в продолжение которой сияние Шри Бхагавана лучилось, словно полуденное солнце, на всех, кто приближался к нему. Однако эти фазы приложимы только к внешнему проявлению состояния Махарши, так как он явно и много раз высказывался о том, что в его состоянии сознания, или духовном переживании, не было абсолютно никакого изменения или развития.

Один садху, известный как Сешадрисвами, прибыв­ший в Тируваннамалай несколькими годами ранее, взял на себя присмотр за Брахманой Свами, как на­чали называть Венкатарамана, когда в заботе возни­кала любая необходимость. В целом это не давало ка­кого-то преимущества, ибо Сешадри производил впе­чатление слегка сдвинутого, а потому вызывал на себя гонения мальчишек-школьников. Теперь они распро­странили свое внимание на его протеже, которого ста­ли называть «маленький Сешадри». Подростки начали швырять в него камни — частично из-за мальчишеской жестокости, а частично потому, что были поставлены в тупик видением человека чуть старшего по возрасту и сидящего словно статуя, и, как один из них говорил позже, хотели узнать, притворяется он или нет.

Попытки Сешадрисвами держать мальчишек в от­далении были не очень успешными, а иногда имели и противоположный эффект. Поэтому Брахмана Сва­ми искал убежище в Патала Лингаме, подземном склепе тысячеколонного зала, темном и сыром, куда лучи солнца никогда не проникали. Люди спускались туда редко; лишь муравьи, клопы и москиты процве­тали там. Они терзали его тело так, что колени по­крывались язвами, истекающими кровью и гноем. Шрамы остались до конца жизни. Те несколько недель, проведенные им здесь, были спуском в ад, но, тем не менее, поглощенный Блаженством Бытия, он не за­трагивался мучением; оно было нереальным для него. Одна благочестивая женщина, Ратнамма, приносила ему в подземелье пищу и уговаривала уйти отсюда и перейти к ней домой, но он не подавал знака, что ус­лышал. Ратнамма оставила чистую ткань, умоляя его сесть или лечь на нее, или укрыться от надоедливых насекомых, но он к ткани не прикоснулся.