Штильскин
Шрифт:
Разбойники снова рассмеялись. Даже Аббигейл хихикнул. Прозвучало так, словно кто-то жевал камни, но всё же, это был смешок.
— Грунтнард, будь добр, разберись с тем, кого они назвали «дебилом»; Аббигейл, разберись, пожалуйста, с нашим дружелюбным агентом, а мы, братья, решим эти две маленькие проблемки.
Аббигейл двинулся с удивительной для него скоростью, чтобы схватить Лили, но встретил лишь весьма дипломатичный удар ногой в промежность, который в буквальном смысле приподнял его над землёй на несколько
Четверо братьев бросились на гномов, те извлекли блестящее и очень острое оружие, и Лили побежала к ним на помощь.
Роберт остался наедине с Грунтнардом, который, увидев, как его брата отбросила маленькая женщина, продвигался с некоторой осторожностью. Грунтнард не был известен своими навыками мышления. Существовала весьма высокая вероятность, что он не смог бы даже произнести слово «мышление». Он был более известен способностью ломать кости и вызывать постоянное кровотечение. Обычно, он бросился бы на Роберта, тот потерял бы сознание, а затем избавился от всего своего имущества.
— Ух, — произнёс Грунтнард.
— Не будь невежливым, — заговорил голос в голове Роберта. — Скажи что-нибудь.
— Пожалуйста, не бейте меня, — промямлил Роберт.
— Увереннее, — потребовал голос.
— В смысле, даже не думай меня бить, или, эммм…
— Или ещё чего, — подсказал голос.
— Или ещё чего! — повторил Роберт.
— Ишо чо, што? — спросил Грунтнард.
— Или ещё, что? — спросил Роберт у голоса.
— Эта я шкажал, — пробормотал Грунтнард, почёсывая голову. Это был самый длинный разговор, который он проводил со своими жертвами. Он поднял кулак размером с кувалду и угрожающе им помахал, словно примерялся, куда лучше ударить, чтобы нанести побольше вреда.
— Может, сменить тему. Спроси его о семье, — предложил голос.
— Как поживает твоя матушка? — спросил Роберт с максимальным сочувствием, какое только мог выразить.
— Мы больш' не разговариваем, — сказал Грунтнард, чуть опустив кулак.
— Что ж, это нехорошо. Мама всем нужна, — сказал Роберт.
— Эм, ага. А у тя есть мама?
— Нет, я сирота. Маму никогда не знал. А почему ты больше не разговариваешь с матерью?
— Ей ни нраица наше дело, г'рит, слишком жоско.
— Знаешь, возможно, она права, — сказал Роберт.
— О, кажется, я понимаю, к чему ты ведёшь, — произнёс голос.
— Ну, я больш' ничо не умею. Бью людёв, вот и фсё.
— Уверен, тебе нравится ещё что-нибудь, может быть, что-нибудь такое, что понравилось бы маме? Что ещё ты умеешь?
Грунтнард опустил кулак.
— Ну, я печь лублу.
— Печь… серьёзно? — усмехнулся голос.
—
— Не, правда, я лублу печь. Ничо слишком сложнова, хлеб там, или булочки, или вкусный яблочный пирог.
— Что ж, почему бы тебе этим не заняться? Подумай, насколько лучше твоя мама начнёт себя чувствовать. Уверен, она любит тебя, но ей не нравится всё это костоломство, которым ты занимаешь.
— Ну, да, — сказал Грунтнард, немного всплакнув. — Ей буит радостно, если я перестану пускать людям кровь.
— Она, наверное, тяжело трудится, — предположил Роберт. — У неё, наверное, сердце разрывается, когда ты занимаешься не тем, что тебе нравится. А ты, я уверен, не хочешь, чтобы у неё сердце разрывалось.
Грунтнард начал тихонько поскуливать.
— Ну, нет…
— Конечно, можешь бросить то, чем занимаешься прямо сейчас и увидишь, как она будет рада. Готов спорить, у неё глаза будут блестеть, когда ты скажешь, что хочешь стать пекарем.
Широкие плечи Грунтнарда затряслись и из глаз обильно потекли слёзы.
— Хочу к мамочке!
— Обними его, — сказал голос.
— Уверен?
— Глянь на него; он же ревёт. Единственное, что ты можешь для него сейчас сделать — это обнять.
Лили пригнулась под рукой Ароллиса, когда тот широко махнул кинжалом. Она схватила его за запястье и дёрнула, ломая руку. Она ударила его в живот, а когда он согнулся, швырнула к остальным братьям. Генерал Гнарли прятал оружие, а Гник отряхивался от пыли.
— Роберт! — воскликнула Лили. В пылу драки она частенько забывалась, и Роберт совершенно вылетел у неё из головы. Вместе с гномами она обернулась и увидела Роберта стоящим на том же месте, где он был в начале драки. Увиденное потрясло их.
Роберт обнимал и утешал ревущего Грунтнарда.
— Ну, ну. Забирай семью и возвращайся домой. Жду, не дождусь, когда-нибудь отведать твоей стряпни.
— С радоштью, — отозвался Грунтнард.
— Ну, ладно, беги.
— Пасиб' бальшое, — промямлил Грунтнард, пробежал мимо Лили и гномов, и принялся собирать своих родственников, лежащих без сознания.
— Роберт, блин, что случилось? — недоверчиво спросила Лили.
— А вы говорили, я не справлюсь, — самоуверенно произнёс Роберт.
— Почему он плакал?
— Очевидно, меня испугался.
— Она не купится, — сказал голос.
— Быть такого не может, — сказала Лили.
— Я ж говорил, — сказал голос.
— Я воззвал к тому лучшему, что в нём было. Теперь он станет пекарем и прекратит всех избивать.
Наступил один их тех моментов, когда никто не знал, что сказать. Когда кто-нибудь должен сказать что-нибудь важное, но никто не понимает, кто именно это должен быть. Все четверо просто смотрели друг на друга.