Шторм изнутри
Шрифт:
Собеседник усмехнулся, но оторвался от стены и щелчком выбросил сигарету:
– Что ж, давайте, мистер.
Человек достал из внутреннего кармана плаща фотографию и протянул ее посерьезневшему собеседнику.
– Я хочу, чтобы для начала вы нашли этого… персону… в ближайшие дни он появится в городе…
Паскаль принял фотографию, бросив на нее лишь беглый взгляд. Человек вновь отправил руку во внутренний карман плаща, выудив на этот раз плотный запечатанный конверт.
– Здесь вся информация, какую я могу вам предоставить и задаток… Независимо от ситуации, я свяжусь с вами… в ближайшее время…
Мужчина
– Если у вас все, – сказал он, – то я, пожалуй, откланяюсь. – Паскаль взял всеми пятью пальцами кепку, как это обычно делают со шляпой, и слегка приподнял над головой.
Его собеседник в плаще кивнул.
– Вы – странный человек, мистер. – Сказал Паскаль, пожимая новому знакомому руку. – Жду ваших сообщений.
А затем он развернулся и ушел.
Мужчина в кепке так и не покинул темноты, сразу спрыгнув на шпалы. Засунув руки в карманы неразличимого в темноте одеяния, он отправился куда-то вглубь вокзала к одному ему ведомому выходу.
Человек с Claudio Pellegrini провожал его взглядом из-под низко надвинутой шляпы, не двигаясь с места, пока тот не скрылся из виду. Каким оказался в жизни мужчина по имени Паскаль, скорее понравилось ему – никаких лишних вопросов, серьезность в работе, умеренная наглость и откровенность – пожалуй, на него можно было положиться.
Движение шляпы во мраке выдало, как человек перевел взгляд на свет города, не дающий стемнеть небесам за стенами вокзала. Туда отправился его собеседник, и туда же предстояло направиться и ему. Этот город раздражал его, душил и сводил с ума, вызывая одну только неприязнь. И именно в этот город вел его путь. Что ж, это должно было произойти.
Человек потянул носом воздух, наполненный запахами поездов.
Этот Город даже не представляет, что его ждет…
*
Кай открыл глаза. Над ним было ровно очерченное краями высотных домов квадратное небо – бесконечное, бескрайнее небо, не прерываемое, пусть и чрезвычайно огромным и невидимым в темноте, но все же сводом пещеры. Лишь невероятное пространство, сияющее звездами, и ближайшая звезда так далеко, что кажется размером с булавочную головку. Он так давно не видел небо. Оно, словно символ свободы – он, наконец, может смотреть на небо, любоваться им, всегда, в любой момент, ничто теперь не помешает ему в этом – и он свободен! Кай лежал и смотрел наверх, из-за яркого ночного освещения звезд почти не разглядеть, но он все равно ощущал всем телом, что там пустота, бесконечное пространство, ничем не ограниченное.
Спину холодила твердая ночная земля. Кай приподнялся, постаравшись сесть. Тело откликнулось болью. До этого момента незаметная, боль взорвалась внутри тела, и от неожиданности Кай опять рухнул ниц. Теперь он чувствовал пульсирующие спазмы, волнами приходящие изнутри и электрическим импульсом сводящие конечности.
Пересилив себя, он перекатился на бок и поднялся с помощью рук. Сел, подогнув колени и дожидаясь, когда в голове перестанет гудеть.
Время густо текло, оставляя впереди еще всю ночь. Боль не спеша отступала, и Кай, замерев, принимал облегчение.
На земле валялась тонкая металлическая труба в луже густеющей крови. В ней же лежал сверток с ключами, с краю тряпица пропиталась кровью и потемнела. Похоже, его сразу выбросили, едва обнаружив – спеша возвратить мерзкую пугающую вещицу. Кай ощупал лицо – грязь осыпалась с щеки, когда он провел по ней ладонью – затем коснулся затылка. Волосы были влажные, оставляя на пальцах липкую кровь, но рана уже затягивалась. Хлопнув по голенищу сапога, он убедился, что вторая связка ключей была на месте. Кай продолжил осматривать карманы, Крысы забрали деньги, ключи от машины, карточку с письмом в отель, а также тесак и фонарь, который, наверное, пойдет за неплохую цену знающим людям. Крысы забрали все, что смогли – сняли бы и штаны, имей они какую-нибудь ценность. Кай усмехнулся – обыскав каждую складку его одежды, они не рискнули прикоснуться к ключам, не посмели развернуть даже ту связку, что валялась на земле.
Засунув выпавший сверток обратно за пазуху – как есть, в крови – Кай поднялся, тщетно пытаясь отряхнуть одежду. Ноги ленились держать его, голову наполняла вязкая муть, и по всему телу вновь проснулась боль. Пошатываясь и прихрамывая, он поковылял к проходу между домами.
Какой-то запах… В воздухе было что-то едва уловимое…
Перед ним лежал лабиринт из переулков, должный вывести на широкую улицу.
*
Огромная синяя луна заполняла своим светом те части переулка, которые не мог осветить единственный фонарь. На небе ни облачка, но свет звезд не способен пробиться сквозь сияние ночного города, лишь луне это под силу. Неширокому проулку между двумя серыми зданиями было достаточно света луны и той единственной лампочки, укрытой от дождя ржавым конусом, висевшей над парой ступеней у никогда не открывавшейся синей двери. Стены зданий с осыпающейся штукатуркой были обильно покрыты граффити на высоту человеческого роста. В единственном выходившем сюда окне, где-то высоко над головой, моргала белая лампа дневного света.
В стороне от синей двери, но все же прекрасно освещаемые лампой, два мордоворота схватили темноволосую девушку, один скрутил ее руки за спиной, а второй что-то негромко рычал ей на ухо, держась одной рукой за рукоять ножа на поясе. Девушка опустила голову, безвольно повиснув в руках бандита, и, молча скалила зубы. Волосы, свешивались вперед, скрывая ее лицо. Закончив свой монолог, бандит врезал ей открытой ладонью по щеке, выбив из глаз слезы. Девушка отвернулась от него, но мужик схватил ее за подбородок и развернул голову, заставляя смотреть в глаза.
Ей могло быть безумно обидно, не за то, что ее сейчас избивали и мучали, а за то, что она позволила этому произойти. Но обида захлебывалась в страхе, делая ее безвольной куклой в руках бандитов, она болталась, словно тряпичная, даже не пытаясь сопротивляться. Эти двое были способны на что угодно, и вид здоровенного ножа на поясе у стоящего перед ней человека вселял страх самый больший. Едва она представляла, как это лезвие коснется ее кожи, разум застилала пелена, превращая ее в до-смерти напуганного зверька, и этот животный страх прятал возможность здраво мыслить где-то в глубине, абсолютно лишая ее сил и воли.
И страшные картины, возникающие в воображении, начинали обращаться в явь. Когда бандит в очередной раз врезал ей по лицу, она уже не могла сдерживать слезы, потекшие из уголков глаз. Развернув ее лицо к своей небритой сальной харе, заставляя чувствовать вонь дыхания, этот здоровый урод схватил ее за шею и давил на сонные артерии, отчего она теряла ориентацию и совершенно переставала соображать, позволяя страху овладеть всем разумом. Мордоворот приблизился к ней настолько, что его нос едва не касался ее.