Штормовое предупреждение

Chiba Mamoru

Марлин вспомнила Еву – ее резкий, с акцентом голос, ее уверенные движения, пружинистую походку и ее непререкаемую уверенность. Да уж, такая – способна догнать, сомневаться не приходится…

– Если мы все такие глупые, что ты тут тогда делаешь? – вслух осведомилась она, чувствуя, как обида в ней разливается, словно опрокинутые чернила по листу бумаги.

– Я не сказал, что вы глупые. Я сказал, что ваша сфера интересов лежит в иной области, нежели моя. В вашей – я такой же Фред. Дорис безразличен Фибоначчи, но это не делает

ее хуже в моих глазах.

– За что ты ее так любишь? – Марлин отлепилась от двери, подошла к столу, выдвинула стул и забралась на него с ногами. – Скажи мне, потому что я и в этом Фред. Что в ней такого особенного?

– Не знаю, – отозвался лейтенант. – Вернее, я могу только строить гипотезы, однако они вряд ли состоятельны. Ты спрашиваешь из какого-то конкретного интереса?

– Я спрашиваю из женской зависти. За мной вот никто так не ухаживал.

– Марлин, это здесь не играет роли: так или иначе. Если бы за тобой хвостом ходил человек, который тебе не нравится, поверь, это не доставило бы тебе радости.

– Но ты же за ней ходишь.

Ковальски не ответил. На светлом прямоугольнике окна на секунду резко обозначился его профиль – он потрогал бок своей чашки, желая узнать, насколько остыл кофе. Горячего он пить не мог – обжигался. Марлин прикусила губу. Она знала ведь, что это больное место, но все равно спросила, а теперь не представляла, как бы уйти от темы.

– Луны не различить, – неуклюже подметила она. – Совсем темно, ни зги не видно. Эдак кто-нибудь навернется…

– Я почищу крыльцо.

– Давай я посвечу тебе.

Марлин нашарила на полке туристический фонарик и, помахивая им, направилась вслед за Ковальски.

– Как тебя зовут? – спросила она лейтенанту в спину, когда они проходили по коридору. Он обернулся через плечо, но только на секунду – как будто проверял, правильно ли расслышал.

– Я имею в виду твое имя, – развила мысль Марлин. – Знаешь, я только сейчас вспомнила, как хотела это спросить. Сначала мне как-то было неловко, когда мы только познакомились, а потом я настолько привыкла….

Он неопределенно пожал плечами, бог весть что имея в виду.

– Я хочу сказать: разве не было бы правильным звать человека по его имени, это как-то… не так отстраняет его от прочих, ты не находишь?

Они вышли из дому. День, почитай, подошел к концу; снегопад прекратился, пожалуй, с час тому назад. Марлин огляделась и поежилась – снег теперь казался серым и похожим на плотные слежавшиеся клочья тумана. Она подумала, что, будь она ребенком, решила бы, что именно так туман и спит. Вокруг царила тишина, неестественная даже для такого небольшого городка, как их. Один из тех углов, о ком не поймешь, самостоятельный ли он, или все же примыкает к большому городу…

– Ты ведь знаешь, что когда иностранец попадает в чуждую ему среду, аборигены адаптируют его имя к своим привычкам? – поинтересовался Ковальски, берясь за лопату. –

Наш всем понятный Джон может за каких-то несколько сот километров стать Жаном, Иоанном, Жуаном, Хуаном, Юханом, Иваном, Вано, Айвэном – и так далее. Этим никого не удивишь. Кшиштоф может превратиться в Кристофера, а Павел – в Пола. А что делать с именем, например, Сигизмунд или Богумил?

Марлин понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что он говорит о польских именах.

– Так что, – он поправил свой кошмарный шарф, чтобы не мешался, – меня вполне устраивает обращение по фамилии: и волки сыты, и овцы целы.

И снова поправил шарф. Не выдернул его из-под подбородка раздраженно, как делает человек, когда что-то не выходит с первого раза, и он переносит свою злость на бессловесный неживой объект, а аккуратно, следя за тем, чтобы не повредить старые нитки. Марлин включила фонарик, направила поток света перед собой, держа так, чтобы не слепить собеседника.

– Я знаю, что у каждого свои странности… – она пощелкала фонариком, выбирая режим – в голову пришло, что от нажатия кнопки общая безрадостная картина мира могла бы исправиться, – и обычно не вмешиваюсь, но мне ужасно интересно…

Ковальски ненадолго остановился. Верхние ступени уже были свободны, а на нижних снег лежал плотным одеялом. В него вонзился край лопаты, и было похоже на то, что там и пролегает граница между природой и цивилизацией. У лейтенанта было его обычное, ничего особо не выражающее лицо, и Марлин не могла догадаться, надоели ему эти расспросы, или нет. Обычно-то он не против вопросов: откуда ему знать, что из его слов не поняли на этот раз. Вопросы позволяют ориентироваться в человеческом социуме.

– Ты полагаешь, это какая-то традиция? – наконец подал голос он. – Что-то вроде армейского сленга?

– Это было бы на вас похоже. У одного имя, у второго – фамилия, а еще у парочки – и вовсе прозвище.

– Шкипера ищут в Дании. Если найдут – костей не соберет.

– Вот так категорично?

– Я живу с этим человеком бок о бок уже много лет, Марлин. Костей у человека двести шесть штук, а Шкиперу не хватает терпения собрать рассыпавшиеся пятьдесят две игральные карты. Так что лучше будет, если его так и не обнаружат, а не называть паспортные данные для этого – самый первый разумный шаг.

– А Прапор? Он-то, слава богу, не разыскивается международной разведкой, я надеюсь?

– Прапор пришел к нам из большого спорта, – Марлин на секунду вообразила, как она перекапывает данные по всем спортсменам за последние несколько лет, и тут же поняла, что имени Прапора она тоже не узнает. – После одной весьма неприятной истории. Не пожелал вляпываться глубже, чем уже влез, бросил все, чего тогда уже достиг.

– Но почему к вам, почему просто не занялся... Чем-нибудь еще?!

Ковальски дернул уголком рта, будто снова пережил то, о чем его спрашивали.