Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»
Шрифт:
– Товарищ командир! – Оклик сзади заставил его оглянуться.
Навстречу ему топотал в своем полушубке Милютин мимо сплошного ряда аккуратных дощатых дверей с навешанными на них замками, похожими на амбарные, но только более аккуратными, изготовленными из нержавеющей стали. Его винтовка была перекинута через плечо, а в руках он сжимал рукояти немецкого пистолета-пулемета.
– Что это ты?! – подымаясь на ноги, спросил Аникин, показывая на ноги бойца.
На ногах
– Кованые, товарищ командир! – радостно отчитался на ходу солдат. – А мои уже давно каши просили. Они, ить, тоже позаимствованы… В свое время… А этим сносу не будет… Ничего, что великоваты… Я портянки погуще намотаю…
Последние слова он произнес, почему-то стушевавшись. Но Аникину некогда было выяснять нюансы, при которых Милютин оказался владельцем своей обновы.
– Погуще?.. Ну, ну… – усмехнулся взводный. – А «шмайсером» в том же магазине отоварился?..
– Так ведь это… Магазин и есть… – вскричал боец, изобразив крайнюю степень волнения и делая ударение в слове «магазин» на втором слоге. – Там, ить, галантерея или сапожная… Черт разберет… с обратной стороны. Мы как заскочим с Штопаным, ну, то есть с Латаным, а там что хочь. И подметки, и стельки всякие… Инструмент какой тебе вздумается… И кожи…
Боец присвистнул, сняв при этом левую руку с магазина пистолета-пулемета и широко заводя ее за спину.
– Свернуты целыми…
XXV
Милютин секунду подбирал слово, способное выразить его потрясение от увиденного.
– Горами, товарищ командир. Чисто, горами…
Они вместе бросились к Фарзи и Тютину, которые находились возле убитого немца. Узбек, постояв с секунду, подбежал к концу здания и осторожно заглянул за угол. Тютин был с головой увлечен процессом обыскивания убитого. Увидев приближающегося Милютина и взводного, он словно спохватился и с готовностью продемонстрировал длинный кинжал в ножнах. Извлеченное из ножен лезвие сверкнуло бликом на нержавеющей стали.
– На офицерский похож… – со знанием дела рассудил вслух Тютин. – Да только этот совсем не офицер… Может, у папаши ножик взял поносить…
В его глазах, жадно разглядывавших кинжал, блеснул серебристый зайчик, отраженный зеркальной поверхностью лезвия.
– Это мой немец… – с убежденностью и куражом охотника, только что добывшего трофей, заявил Милютин. – Что, нравится ножик? Ладно, так и быть, бери…
Тютин тут же засунул кинжал в ножны и спрятал трофей куда-то за пазуху.
– Эти фрицюки и не ожидали, что мы нагрянем… – вытирая со лба пот рукавом своего полушубка, произнес Милютин. – А мы как дали им…
– Ага, ты, цыпленок жареный, видать, как обернулся к ним своей дыренью в спине, так они со страху в штаны и наложили… – скалясь, отозвался Тютин.
– А мне что… Тут пока такая беготня, что не замерзнешь… – ответил Милютин. – Но мы дали жару. Особо этот малый молоток, который… Лицо еще такое круглое – чистый блин…
– Чаплыгин, что ли?.. – переспросил Аникин.
– Ну да. Чапа и есть… – с готовностью кивнул боец. – И где он гранаты эти раздобыл? Как кинет их внутрь и следом – шасть. Бах-бах – по фрицам, пару очередей дал от края до края. Двое сразу на пол повалились. А еще на одного я наскочил. Мы внутрь – лежит там, значит, этой кожи – цельная стопка. И вся уже выделанная, бери и шей себе хоть пальто, хоть что…
– Ага, ты себе уже выбрал лоскут побольше? – смеясь, перебил его Тютин. – Шоб свою прожарку со спины законопатить?
– Ну ты… не зли… – с досадой проговорил Милютин и, тут же отмахнувшись, продолжил: – А значится, туда. А там фрицюк – здоровый такой… Стоит и – руки вверх таращит… Гляжу, а у него кровь из ушей хлещет… Это, значит, по всему гранатой его шибануло, ну которую Чапа киданул…
– Ну, а ты? – заинтересовавшись услышанным, спросил Тютин.
– А что я?.. Я, как держал свою «моську» стволом вперед, так и всадил ему горячую прямиком в живот… – с тем же подъемом ответил Милютин. – Он только охнул, ручищами своими всплеснул да и на пол рухнул…
XXVI
Крякнув, он вдруг с досадой выдохнул и сплюнул на землю.
– А что мне было делать? – как бы оправдываясь, без всякого энтузиазма, добавил он. – Я выскочу – а тут он с амбар ростом. Я против него чистый младенец! Где тут впопыхах разберешь, че он затевает: сдается али, наоборот, замахивается на тебя, чтоб башку тебе раскроить.
– Так ты ж говорил – он контуженый?.. – не унимался Тютин.
Тут лицо Милютина в момент сделалось злым.
– Чего ты ко мне пристал?! – прокричал он. – Ты прокурор, что ли, в душу мне лезть?
– Да ладно, Миля… – как бы примирительно отозвался Тютин. – Чего ты сразу обижаться. Ну, в натуре чистый младенец… То есть цыпленок… Хе-хе… Это с верзилы бахилы заимел?
– Ну да, – без всякой обиды в голосе ответил Милютин. – А что мне, если мои уже каши просили. На левом подметка ни к черту, дыру протер… А эти ниче – износу не будет… Главное – портянок намотать погуще…