Штрафники на Зееловских высотах
Шрифт:
Андрею в бинокль были хорошо видны лица наступавших второй волной и тех, кто залег возле передних «самоходок». Они даже не окапывались, намереваясь с ходу взять фольварк штурмом.
XXIV
Но все-таки застопорились они неспроста. Похоже, их здорово напугала успешная атака на головную машину. Длинные очереди, выпущенные пулеметчиками вражеских самоходных установок, беспорядочно метались по границе фольварка. Скорее всего, из-за тумана они так и не сообразили, откуда был нанесен
Возле «мокриц» залегли вражеские пехотинцы. Они тоже вели огонь по фольварку. Оглядевшись, Андрей увидел, что несколько человек из отделения Мамедова пробираются к ним с Капустиным под прикрытием склона. С ними был и Баклин, который с «дегтяревым» наперевес держал под прицелом сторону канала.
Клубы тумана сползли вниз, затянув место разрушенной переправы и все русло канала. Это давало штрафникам возможность оставаться незамеченными для «самоходок» и пехоты, наступающих по этой стороне. Но поднявшийся ветер мог в любую секунду разметать белесую пелену, и тогда группа прикрытия, как на блюдечке, очутится перед носом минометчиков и пулеметчиков, засевших на том берегу канала.
Дальняя переправа по-прежнему находилась в полном распоряжении немцев, и они могли ею воспользоваться в любой момент, отрезав для людей Аникина путь отхода к своим, к фольварку.
Выдержав паузу, обе передние «самоходки» почти одновременно тронулись. Пулеметчики фашистских экипажей, переждав несколько секунд, снова открыли огонь. В этот момент выстрелило орудие «фердинанда». Снаряд прямой наводкой угодил в деревянный амбар, разметав строение на доски и щепки. «Мокрицы» продолжали вести огонь из пулеметов, не пуская в ход свои орудия. Видимо, берегли снаряды, ожидая возможного развития боя.
«Мокрицы» подползали все ближе. Теперь, когда уже окончательно прояснилось, они стали двигаться быстрее. Ближняя подобралась настолько, что уже почти сравнялась с тем местом, где прижались к земле «шурики». Часть бойцов сгрудилась возле подбитой «сучки». Здесь же стонал и раненый Мамедов. Костюченко привалил его спиной к гусеницам и вместе с бойцом из группы Затонского пытался перевязать бедро. Мамедов приглушенно стонал и морщился. Его смуглое лицо стало мертвенно-бледным и все покрылось крупной испариной.
– Как ты, Мамед?.. – подползя к нему, спросил Аникин.
Солдат попытался ответить, но только застонал от неловкого движения Костюченко.
– Не спеши… – осадил его Аникин. – Туже перетягивай. Главное – остановить…
XXV
Андрей видел, каково бойцу. Тот держался еле-еле и кусал побледневшие губы, чтобы не стонать во весь голос. Рана была серьезная. Пулеметная пуля проделала дыру в ноге, разворотив бедро на входе. Чуть не целый кусок мяса был вырван. Кровь оттуда текла ручьем.
– Терпи, Мамед… – положив руку ему на плечо, проговорил Аникин.
– Терплю… ко… мандир… – выдавил из себя Мамедов.
Аникин перехватил автомат у себя в руках и подполз к самому краю склона.
– Слава!.. Баклин!.. – позвал он, обернувшись. – Ползи сюда!.. И остальные… Ты, боец… Фамилия?
Он обратился к худому невысокому солдату с бурым, табачного цвета, лицом. В руках тот держал гранатомет, одноразовый, такой же модификации, как «фаустпатрон», только крупнее размерами, с массивной конусообразной гранатой на конце толстой трубы.
– Нефедов, товарищ командир… – буркнул боец, глянув на Аникина колючим взглядом. – Взвод Колюжного… Командир третьего отделения…
– Обращаться умеешь с ним, Нефедов?.. – спросил Андрей, ткнув рукой в гранатомет.
– Можете не сомневаться… – со значительной важностью процедил боец. – Доводилось по фашисту из его же дудки шмалять… И из такого вот…
Боец внушительно потряс гранатометом в руке, будто взвешивая его.
– Этот «панцирь фауст» называется… – значительно, осознавая свою важность, заключил «шурик».
– Давай, Нефедов… – подбодрил его Аникин. – Видишь вон, гнида ползучая катит… Надо в брюхо ее засадить из дудки твоей…
– Попробуем… – не теряя все той же значительности в голосе, ответил боец.
На левом боку, работая локтем, он подполз к тому месту, откуда наблюдал Аникин, и сразу, привычным движением, откинул прицельную планку.
– Как «панцирь» выстрелит, все – бросок к фольварку… – Андрей торопливо досказывал, наблюдая, как солдат, лежа все так же, полубоком, устраивает «панцерфауст» на правом плече.
– У кого гранаты есть – бросаем… только по одной… И – бегом. Баклин…
– Да, товарищ старший лейтенант… – откликнулся танкист.
– Прикроешь нас… – сказал Аникин. – Костюченко, Капустин – на вас Мамедов. Я прикрывать буду. Слава, дашь очередь и сразу следом. Мы тебя прикроем…
– Товарищ командир… – послышался негромкий, но требовательный голос Нефедова. – Сейчас – самый раз… Брюхо ейное – у меня в прицеле.
– Давай… – махнул рукой Аникин, вовремя отползая в сторону.
XXVI
Струя раскаленного пламени вырвалась из задней части трубы. Дудка вскинулась вверх вместе со всей фигурой Нефедова.
– Есть!.. Получи, гад!.. – радостно крикнул он.
Действительно попал! Граната, распушив белый хвост, крутанула в воздухе дымную спираль и вспучила огненный шар на боку «мокрицы».
В этот же миг Затонский вскочил на ноги и сорвался с места, с ходу метнув гранату в сторону задымившейся «самоходки». Баклин уже косил из пулемета вскочивших на ноги фрицев. Неожиданная атака «панцерфауста» с фланга добавила сумятицы в ряды наступавшего врага. А тут, не давая опомниться, откуда ни возьмись, наперерез немцам выскакивают оголтелые «шурики», на бегу забрасывая остолбеневших от страха немцев гранатами, с ходу стреляют очередями, да еще под прикрытием пулемета.