Штрафники на Зееловских высотах
Шрифт:
Аникин выбрался по склону замыкающим. Он помогал Капустину и Костюченко побыстрее втащить наверх раненого Мамедова. Несколько метров он бежал, не оглядываясь в сторону врага, только слыша, как плотным свистящим облаком обволакивают его со всех сторон пули. Как будто он решил сыграть в смертельную игру: пока не вижу, в меня не попадут.
Его заставил оглянуться вдруг замолчавший пулемет Баклина. Значит, Славу надо прикрыть. Он не успел еще принять решение мозгом, как, упав на землю, уже послал в сторону немцев очередь из трофейного «шмайсера».
Подбитая Нефедовым самоходная установка была развернута полубоком в сторону фольварка, кормой к огневой точке, откуда вел стрельбу Баклин. Видимо, попадание «панцерфауста» вывело из строя ходовую часть вражеской «сучки», потому что она не пыталась изменить своего неестественного положения. Ее корпус перекрывал сектор обстрела для второй, находившейся на левом фланге «мокрицы». Находившийся позади «фердинанд» остановился и теперь с места обстреливал из пулемета широкий сектор от фольварка до склона в сторону канала.
XXVII
Получалось, что реальную опасность для Славы создавали несколько вражеских автоматчиков, залегших около подбитой Нефедовым «самоходки». Их огонь и попытался сковать Аникин, выпустив по ним несколько коротких, «адресных» очередей.
На несколько секунд удалось отвлечь не только их внимание, но и прицелы пулеметов самоходных установок. Очереди стали остервенело рыть землю вокруг Аникина, подбираясь к нему все ближе и ближе. Андрей уже не мог вести огонь, прижавшись лбом к холодной стали трофейного немецкого «шмайсера». «Вот сейчас… вот сейчас… вот сейчас…» – стучало в мозгу Андрея в такт гулкому лязгающему лаю рвавшихся с цепи вражеских пулеметов. Они, как свора натасканных на людей лагерных доберманов, уже учуяли его плоть и пульсирующую кровь и готовы были вот-вот сорваться с привязи, налететь и, впившись в его руки, ноги, лицо, рыча, издеваясь, пьянея от плеска горячей человеческой крови, рвать и кромсать его на части.
Эти секунды, сгустившиеся над головой Аникина смертельным саваном, дали возможность Баклину преодолеть несколько метров в сторону Аникина. Когда он выскочил из-под прикрытия подбитой «самоходки», вражеские пулеметчики тут же засекли его и в горячке нестерпимого желания добраться до своей добычи переметнулись в его сторону.
Андрей сразу почувствовал в душе невыразимую легкость. Она словно разлилась в воздухе. Какие-то доли мига, но все резко изменилось. Будто кто-то резко отвел в сторону нависшую над ним многотонную плиту. Да, но теперь она нависла над Баклиным. Безжалостные пулеметные очереди не давали ему шевельнуться. Черт возьми, на войне только так: если смерть вдруг теряет к тебе интерес, то лишь потому, что она заинтересовалась твоим товарищем.
– Гады… гады… – бормотал про себя Аникин, отползая назад.
Он оглянулся. Никого из группы не было видно. Может быть, им удалось добраться до спасительных укрытий фольварка. До разбитого сарая – ближайшего подобия заслона от вражеского огня – оставалось менее ста метров. А до тех пор – разлинеенное линиями борозд, ровное, как стол, пространство пашни. Хоть бы небольшой бугорок или ложбинка в этом чертовом поле!
XXVIII
Андрей поднял автомат и нажал на спусковой крючок. «Шмайсер» вздрогнул, но, выпустив два патрона, умолк. Андрей опустошил последний рожок. Теперь трофей превратился в ненужную обузу, и Аникин по инерции злости отбросил его в сторону. Вдруг один за другим, с небольшим промежутком, два громких хлопка донеслись откуда-то слева.
Облачко бурого дыма взметнулось на броне «мокрицы». Пулеметчик «самоходки» тут же перевел огонь куда-то влево, «разгрузив» фланг, где вжимались в землю, спасаясь от вражеских пуль, Аникин и Баклин.
Слава, тут же воспользовавшись моментом, дал короткую очередь по немецким автоматчикам и, согнувшись в три погибели, метнулся к Андрею. Каким-то чудом устремившийся за ним по пятам рой пуль прошел, не задев отчаянного башнера. Баклин грохнулся в полуметре от Андрея, без всякой попытки сгруппироваться, охая, чертыхаясь и гремя, пропахал приличное расстояние вместе со своим «дегтяревым».
– Видели, товарищ старший лейтенант? – с жаром проговорил Баклин. – Кто-то садит из противотанкового… Прямо в фашиста попал…
– Похоже, Латаный… – предположил Аникин. – У него «кочерыжка» трофейная была, с патронами… А мой задохлик весь выдохся…
Он кивнул в сторону блестевшего на земле немецкого пистолета-пулемета.
– Да-а… – озабоченно подхватил тему Баклин. – И у меня – последняя лента… А вам спасибо, товарищ старший лейтенант… Без вашей огневой поддержки мне бы от склона сюда никак не добраться. Уж больно прицельно бьют, сволочи… Башню поднять не дают…
Аникин прислушался к хлопку, опять донесшемуся слева.
– Да, похоже на ПТР… – сказал он.
– Смотрите, смотрите!.. – радостно закричал вдруг Баклин и затряс Аникина за плечо. – То-то!.. Наложили в свои мохеровые кальсончики!..
XXIX
Остававшаяся на ходу «мокрица», видимо, испугавшись попадания из противотанкового ружья, дала задний ход. Возле второй, подбитой Нефедовым из вражеского ручного гранатомета, закопошились фигурки. Не иначе экипаж покидал свою машину.
– А ну-ка, Слава, дай по ним коротенько… – в азарте проговорил Аникин.
Пулемет Баклина будто только и ждал команды, тут же отправив в сторону «мокрицы» смертоносную азбуку Морзе.
– Вот вам горячий привет, гады… – сжав зубы, сопроводил звуковое письмо Баклин. – От всей нашей «тридцатьчетверки»… Вот вам отдельно… От Васи и Прошки…
«Морзянка» Баклина тут же вызвала шквальный огонь со стороны пулеметчиков стоявшего на месте «фердинанда» и откатывавшейся назад «мокрицы». Аникину с Баклиным пришлось бы худо, но тут произошло то, чего не ожидал никто – ни бойцы штрафного взвода, ни отступавшие фашисты.
Со стороны канала вдруг раздался знакомый, выворачивающий нутро рев. Он стал стремительно нарастать и, когда достиг душераздирающей мощи, разразился чередой взрывов, которые перечертили наискось то самое поле, где между фольварком и немецкими «самоходками», между жизнью и смертью, застряли командир взвода штрафников Андрей Аникин и башнер подбитой «тридцатьчетверки» Слава Баклин.
Не успели отсвистеть осколки и осесть взвесь от первых шести взрывов, как следующая череда мин с воем и ревом обрушилась на пашню, но уже намного ближе к «самоходкам». Похоже, что минометные расчеты врага, стрелявшие с того берега канала, вели огонь вслепую, ориентируясь по звукам боя. Видимо, стрельбу курсовых МГ своих же самоходных установок они приняли за пулеметы штрафников.