Штрафники вызывают огонь на себя. Разведка боем
Шрифт:
– Э, нет… – в тон ему отзывался Раапке. – Русские пули специальным составом пропитаны. Щелочным. Ну, щелочь к кислоте притягивается. Так вот они и попадают только в тех, у кого морда самая кислая…
Все, кроме Херрлейна, дружно засмеялись. Тот, сообразив что-то, огляделся вокруг.
– Это ты на кого намекаешь? – с вызовом обратился он к Раапке.
– На кого? А ты подумал, что на тебя? – хохотал тот. – Не знаю, не знаю, Херрлейн. Советую тебе проверить уровень кислоты своего лица. Пока бой не начался… Если физиономия прокисла, худо дело будет…
VII
Свирепое выражение, изобразившееся на лице Херрлейна, недвусмысленно показывало, что он сейчас вцепится в Раапке. Но до потасовки дело не дошло. Один за другим два взрыва оглушили колонну, накрыв упавших прямо на дорогу солдат комьями холодной земли. Не успели стрелки прийти от неожиданности в себя и подняться на ноги, как земляной столб взвился вверх прямо посреди колонны, метрах в сорока впереди.
Грузовик разорвало в клочья вместе с находившимися в кузове. Уже потом Отто узнал, что это был расчет артдивизиона, тащивший на прицепе пушку.
Крики, стоны, запах дыма и гари расползлись во все стороны.
– Русские! Русские прорываются по флангу! – раздался чей-то истошный голос впереди. Отто, вскочивший на ноги, увидел, как из-за пологого склона холма, которым оканчивалось кладбище, выкатил русский танк. Другой шел поодаль, позади первого. Они шли на полной скорости и вели стрельбу прямой наводкой по колонне. Вот ствол ведущей машины изрыгнул пламя, и бронетранспортер, находившийся во главе цепи из десятка машин, превратился в огненную сферу, наполненную дымом, радиально разлетающимися кусками людей и металла.
Сразу несколько «фаустников» из пешей колонны, которую обгоняли машины, выскочили вперед. Двоих тут же скосила пулеметная очередь, пущенная из танка. Один «фауст» выстрелил, но граната прошла выше башни, не задев ее. Танковые пулеметы русских строчили без передышки, терзая и технику, и людей, которые расползались во все стороны. Куда угодно – только подальше от дороги.
Слышались крики командиров, пытавшихся организовать оборону. Они срывали голоса, подгоняя своих людей навстречу русским.
Отто бросился влево, на кладбищенский холм. Перескочив через несколько могил, он прижался к холодному, сырому каменному надгробию. Надо было попытаться пробраться вперед, туда, где шел бой. Вряд ли эти танки пришли сюда в одиночку. Хотя, возможно, это передовой вражеский отряд, который проводил разведку боем.
VIII
Отто оглянулся. Несколько стрелков последовали его примеру, укрывшись за могильными плитами. Живые пришли искать помощи у мертвых.
Наискосок, поблизости Отто увидел Адлера. Он жестом показал в сторону русских. Он даже не пытался перекричать оглушительный грохот залпов русских танковых орудий. Они вели очень скоростную стрельбу, методично уничтожая попавшую в западню технику.
Адлер кивнул. Похоже, он понял замысел Хагена. Отто перехватил карабин в руке и, пригнувшись, огибая могилы, бросился вперед. Метров через десять его поджидало надгробие из черного мрамора. Полированный черный овал венчали скорбные фигуры двух ангелов. За могилой земля уходила под уклон. Лучшего места для позиции не найти.
Отто осторожно выглянул из-за мраморного укрытия. Танки русских были уже далеко. Они стремительно отходили задним ходом, ведя почти непрерывный огонь. Расстреляв колонну, оставив после себя горящие, обезображенные остовы машин, десятки убитых и раненых, враги отступали так же стремительно, как и появились. Хотя и отступлением их движение назвать было нельзя. Скорее всего, это действительно были машины дозора, оказавшиеся в глубине немецких позиций.
С правого фланга, со стороны ухоженного поля, вдогонку русским двигались несколько немецких танков. Открыть стрельбу им мешала расстрелянная колонна. Горящая техника, мечущиеся по дороге люди, стонущие, истошно зовущие санитаров, – этот заслон спасал стремительно отходивших врагов. Напоследок одна из башен, развернув ствол орудия в сторону кладбища, разразилась выстрелом.
Отто понадобилась какая-то доля секунды, чтобы сообразить: снаряд выпущен как раз в его сторону. Он успел юркнуть за мраморную стену надгробия и сжаться в комок. Мощный взрыв вздыбил землю. Отто показалось, что его вместе с могильной плитой подымает непреодолимая сила. Будто проснулся от вечного сна неведомый покойник, оказавшийся великаном. А потом что-то с силой и звоном ударило по голове.
IX
У Хагена потемнело в глазах. Мраморная чернота занавесила все вокруг, словно выключили на несколько секунд скудный свет только-только нарождавшегося дня. Неужели все, конец?… Вдруг, сквозь тупую боль в голове, сознание начало проясняться. Как в кинематографе, когда перед началом сеанса в зале медленно гасили свет, а потом вдруг начинал трещать кинопроектор и на экране начиналось волшебство. Они с Хельгой любили ходить в кино. Смотрели все подряд: и фильмы Рифеншталь, и мелодрамы, и американские вестерны. Они обычно устраивались на задних рядах и целовались. Только под Рифеншталь это не всегда получалось. Хельга начинала отстраняться, шептала ему, что сейчас не может. Позже она объясняла, что это из-за «Олимпии» Рифеншталь. Отто тогда не понимал ее, злился от нетерпения, говорил, что она капризничает и не любит его. А Хельга шептала в испуге, что фильм Рифеншталь действует на нее, как гипноз. Как будто всевидящее имперское око смотрит прямо ей в душу, просвечивает все ее чувства и мысли. Она не может целоваться, когда на нее так пялятся.
Потом, когда Отто провожал ее по безмолвным ночным улицам, они, конечно же, мирились и долго целовались в непроглядной тени раскидистого клена. Это дерево росло неподалеку от дома Хельги…
X
Тогда он ее не понимал, а теперь понимает… Черт возьми, как болит голова.
– Эй, Отто, ты ранен?…
Кто-то трясет его за плечо. От этого в голове только больнее. Мозги словно превратились в студень и трясутся теперь при каждом движении, причиняя невыносимую боль.
– Не тряси меня, не тряси!.. – бормочет Хаген, отталкивая чью-то руку. Наконец, взгляд его фокусируется, и он узнает Адлера. Тот, сдвинув каску на затылок, навис на ним, загородив ему светлеющее утреннее небо.
– Ах ты, чертяка!.. – радостно произносит Адлер. – Я уж было подумал, что тебе – того, каюк…
– Не тряси меня. Голова сейчас расколется… – просит Хаген. Рукой он пытается отвести руку Адлера. Сознание быстро возвращается в норму.
Хаген сел и оглянулся вокруг. В грохоте взрывов и реве моторов слышны команды и крики.