Штык и вера

Волков Алексей Алексеевич

– Чего энто они тут собрались? – донесся чей-то голос.

Остальные загалдели в ответ, и до затаившихся кавалеристов долетали лишь отдельные слова и малопонятные реплики.

– Посмотрите, что в овине! – перекрыл всеобщий гвалт кто-то уверенный в своем праве командовать.

Будь бы сейчас оружие! Но у восьмерых, включая тяжелораненого Мезерницкого, не было ничего, и им осталось покорно ждать, когда прибывший сброд откроет ворота.

– А эти не спят! – заглянувший первым мордоворот, одетый в явно маленькое ему драповое

пальто, с удивлением посмотрел на стоявших тесной группой воинов.

Его товарищи шумно задергали затворами, и на пленников уставилось не менее трех десятков разнообразных стволов.

– Выходи!

– У нас раненый, – предупредил Сухтелен.

Не обращая на эти слова внимания, их грубо выволокли наружу, прислонили к стене и отодвинулись, создавая небольшое свободное пространство. В него порывисто шагнул здоровенный откормленный матрос в распахнутом бушлате и с надписью «Император Павел» на заломленной бескозырке.

Матрос упер правую руку в деревянную кобуру с маузером, окинул пленников угрюмым, недобрым взглядом и буркнул:

– Кто такие?

– Солдаты. Возвращаемся с фронта. Хотели здесь переночевать, а местные на нас напали. Одного нашего ранили и всех заперли здесь, пока решали нашу участь, – коротко рассказал основную легенду Раден.

Матрос со своими людьми явно составляли банду, одну из тех, что бродят сейчас по земле, и говорить им правду не стоило.

– Да? – Матрос смотрел недоверчиво. – А часом, не офицеры?

– Скажешь тоже! – Желтков чуть выступил вперед и смачно сплюнул. – Это вы там, на морях, всю войну прохлаждались, пока мы в окопах гнили. – Вахмистр обращался к расхристанным солдатам, составляющим немалую часть банды. – А ты хоть раз в конную атаку на пулеметы ходил? Под обстрелом чемоданами бывал? И теперь что, после такого мы до дому добраться прав не имеем?

Некоторые из толпы ободрительно закивали. Видно, им тоже довелось кое-что испытать на нелепо закончившейся войне.

Матрос еще раз внимательно посмотрел на Желткова.

– С тобою, служба, все ясно, а остальные? – Он устремил взгляд на Сухтелена, выделяющегося своим породистым лицом. – Тоже права имеют?

Теперь другая часть толпы поддержала своего вожака.

– И остальные со мной. В одном полку служили. И кровь вместях проливали, – твердо ответил Желтков, добавляя к сказанному непереводимую на другие языки тираду.

Сквозь толпу к матросу пробился молодой губастый мужчина полуинтеллигентного вида в шляпе и распахнутом пальто, под которым виднелся засаленный, некогда приличный костюм.

– Нашли чем хвастать! Тут кое-кто за вас на каторге гнил и ничего не говорит.

– За меня?! Я каторжником никогда не был! – возмутился вахмистр, понимавший все слишком буквально. – Никогда не воровал и не грабил!

И вновь добавил пару замысловатых оборотов, образно демонстрирующих, что порядочный человек должен думать об уголовном сброде.

– Ну, даешь! – В пронзительных глазах

матроса мелькнуло нечто похожее на уважение. – Ты на флоте, часом, не служил?

– Ты лучше спроси, чего они не спят, как эти?.. – Полуинтеллигент небрежно махнул рукой в сторону валяющихся в разнообразных позах местных жителей.

– В нашем положении только и делать, что спать, – буркнул Раден.

Полуинтеллигент ненадолго задумался. Матрос по-прежнему не сводил с пленников тяжелого взгляда, словно хотел разглядеть их внутреннюю сущность.

– Что ж, от страха, пожалуй, можно стать невосприимчивым даже к твоим приемам, – задумчиво вымолвил мужчина в шляпе. – В их-то положении…

– Посмотрим. – Матрос снова помрачнел, вскинул руки перед собой и принялся шевелить пальцами.

В движении его рук было нечто таящее смутную угрозу, но кавалеристам главарь банды сейчас напомнил дешевого балаганного мага, если не клоуна. Сухтелен недоуменно переглянулся со своими людьми, не в силах понять разыгрываемого перед ними действа.

Очевидно, бандиты ожидали совсем иной реакции, и в толпе раздались возгласы удивления.

– Страх, говоришь? – процедил сквозь зубы матрос, заканчивая свои пассы. – А ну отвечать, кто такие? – замогильным голосом взвыл он.

– Сказано тебе: солдаты. Домой возвращаемся, – терпеливо, как сумасшедшему, повторил Раден.

– Ну и что ты на это скажешь, Яшка? – вполне нормальным тоном спросил матрос у полуинтеллигента.

– Если бы не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, – задумчиво произнес Яков. – Или мы не до конца разобрались с твоими способностями, или имеем дело с редчайшим исключением из правил.

Матрос еще раз окинул взглядом пленных, будто пересчитывал их, и буркнул:

– Не слишком ли много исключений? Ладно, заприте их обратно и за работу. Я потом решу, что с ними делать.

– Прикончить – и всех делов! – раздалось из толпы.

Предложение по нынешним временам не блистало оригинальностью. Но с наступлением свободы люди не стремились к особым изыскам в удовольствиях: чем грубее и примитивнее, тем лучше, – и потому толпа отозвалась одобрительным гулом.

– Тихо! – Матрос призывно поднял руку и, не разочаровывая соратников, уточнил: – Я еще не придумал, как мы это сделаем.

Судя по тому, как толпа удовлетворенно притихла, фантазия у матроса отличалась богатством.

Пленных весело, с шуточками затолкали обратно в овин, старательно закрыли ворота и дружно бросились навстречу двигающимся из деревни полным возам.

– А мужиков тоже кончать? – жизнерадостно выкрикнул один из разбойников в распахнутой шинели.

Не дожидаясь ответа, он вонзил штык в живот ближайшего крестьянина и подналег на винтовку, вгоняя трехгранное лезвие поглубже.

Крестьянин проснулся, но лишь для того, чтобы захрипеть от боли, согнуться от вошедшей в тело стали и, чуть поизвивавшись, затихнуть окончательно.