Шумеры
Шрифт:
Казалось, он облегчённо вздохнул или даже рассмеялся, потому что объявил:
— Зашибись. Я тебе сам о ней всё расскажу.
Она позволила себе не поверить тем обещаниям. Усомниться так сказать.
— Откуда ты знаешь эту страну или прикалываешься?
Чего бы это ему… Он тут же принялся ей доказывать свою осведомлённость об острове.
— Напротив, мальтийцы очень жизнерадостны и импульсивны. И не меньше детей обожают всякого рода празднества, и непременно с шумной пальбой и разноцветными фейерверками. И там каждую субботу, чуть стемнеет, над Большой Лагуной в небо вздымаются красочные фонтаны огня и света. У тебя есть шанс увидеть всё это и даже поучаствовать. Там, я тебе скажу, умеют радоваться жизни.
Это на самом деле произвело на неё впечатление.
— Я поражена…, так может рассказывать человек побывавший там?
— Не без этого, — самодовольно хмыкнул он.
Но она сделала ещё одну попытку отделаться от него на сегодняшний вечер.
— Эд, у меня нет ужина сама я съем банан и сырок, но тебе нужен полноценный ужин, а у меня, пойми ты, нет ни сил, ни времени…
Ответ его был категоричен.
— Я всё привезу сам. Открой дверь и выключи свет.
Руслан довёз до подъезда и нехотя распрощался. Грустная растерянная улыбка не покидала его лицо. Парень, слышавший урывки разговора, явно был расстроен. Поднявшись к себе, она с ходу принялась за журналы, потом полезла в компьютер, но работу прервал Эдик. Она занятая поисками информации, прослушала, как он вошёл. И чуть не заорала от неожиданности.
— Лю, выключи аппаратуру. Ты совсем не обязана потакать бредням своего шефа. Я же обещал, значит, расскажу.
Счастье встречи вытеснило страх. Почувствовав такую мощную поддержку, она с ходу принялась жаловаться:
— Ты не представляешь, этот слюнявчик и так вёл сегодня себя со мной, как носорог. Мне очень хотелось сделать две вещи — это откусить ему нос и отказаться от этой поездки.
Он хмыкнул и это его хмыканье могло означать что угодно. Поэтому она ждала продолжения. И не зря ждала, он велел:
— Ты рассказывай, а я пойду на кухню. А вообще я тебе, Лю, вот что скажу. Жизнь становится проще и проще, если её постоянно не усложнять.
— Тогда я буду молчать, — выключив монитор, она упала на кровать. «Надо раздеться и залезть под душ. За день, чем только не провоняла», — интересно, где набраться сил, их не было.
— Ты чего? — мигом вернулся он, опускаясь рядом.
— Чертовски устала. Надо раздеться и постоять под душем.
Ему страшно это понравилось.
— Идём вместе. Я тоже с удовольствием освежусь.
— Неужели и тебя полоскал начальник, — предположила она.
Он опять неопределённо хмыкнув возразил:
— Нет. Мне попался один занятный экземпляр…
«У кого что…» Оставив в покое настроение Эда, она переключилась вдруг на другое.
— У тебя странная туалетная вода…
— Почему? — насторожился он.
Она втянула ещё раз носом и заявила:
— В ней чувствуется запах полыни.
Он тут же уточнил:
— Тебе не нравится?
«Вот уж нет» Она ринулась возражать и отстаивать.
— Наоборот все горькие запахи, вкусы я обожаю. Просто я где-то сегодня уже сталкивалась с таким ароматом, не помню, голова навыверт с этим главным боссом.
— Он обидел тебя? — пощипал Эд её вспыхнувшую щёку.
— Нет. В принципе сказал то, что видел перед глазами. А видел он почти тридцатидвухлетнюю дуру ещё пытающуюся трепыхаться крылышками.
Он прогладил ей нежно пальчиком овал лица и мягко сказал:
— Не надо так принимать всё, что касается работы к сердцу.
Люда вспыхнула:
— Это не касалось работы, это касалось меня. И потом он только другими словами повторил то, что ты сказал неделю назад. Когда два попадания в одно место, совершенно от разноплановых людей, значит, так оно и есть. Дело точно пахнет керосином.
Эд лихорадочно вспоминал, а не вспомнив всё равно кинулся оправдоваться.
— Что я такое мог ляпнуть тебе, малыш, с чего так тебя глючит. Честно говоря, и не помню уже, а ты всё дёргаешься. Мужики не придают значения словам. Это опять к тому, что не надо загонять жизнь в ларец. Идём купаться и ужинать. А потом я хочу, чтоб ты повторила то, что творилось в этой комнате прошлую ночь.
— Это мираж, — пыталась запутать она его.
Что бы там не было он не желал от него отказываться.
— Мне всё равно, но я хочу вновь ощутить на себе эти вьющиеся змеями руки и выскальзывающее из пальцев, из-за втёртых ароматизированных масел твоё прекрасное тело. Ты любила, не как женщина, а как жрица любви. И я, я был совсем другой, без своего уродства, здоровый. Я чувствовал его весь…
— Тебе просто это приснилось… — выкручивалась она.
Так он и поверил. Требовал. Теперь он верил даже в кентавров.
— Вот уж нет. Повтори.
Сдалась.
— Это невозможно повторить, нужен соответствующий настрой. Я заведу тебя в другое кино.
— Главное, чтоб такое же сладкое? — улыбаясь, прошептал на ушко он ей.
— Пойдём купаться.
— Разве я против…
Тут же уточнила:
— Раздеться придётся здесь, иначе ты ничего не найдёшь утром.
Разве он собирался возражать.
— Надо, разденемся. Давай иди впереди меня, а то ударишься, за моря поедешь с фингалом.
Люда недовольно проворчала:
— Живём как вампиры ночью. Точно, это же они боятся солнечного света. А вдруг ты вампир…
— Угадала. Сейчас выпью у тебя всю кровь, — дурачился он, щипнув её губами за шею. — Ам!
— Ай! — вскрикнула она от неожиданности, метнувшись к нему, и утонула в его бархатном голосе:
— Какая ты горячая, киска.
Тела под тёплыми струями сплетались, не желая пропускать даже скользящее по коже мыло, с постоянным упорством выскальзывающее из её рук. Забрав кусок и напустив в воду пены, Эдик взял инициативу в свои руки. А потом, завернув её в попавшуюся под руки тонкую простыню, а себе, замотав полотенце, отнёс разомлевшую женщину на постель.