Шумеры
Шрифт:
— Успокойся, куколка, ты о чём? Как — то ты странно хрюкаешь?
— Я не хрюкаю, а злюсь. Разве не ты шёл сейчас за мной?
Трубка помолчала и удивилась.
— Я? Да ничего подобного. Во что ты влезла и с тобой всё нормально?
— Я ненавижу тебя, ты запутал мою жизнь и меня со своей маской… — Закричала она, на него переходя на истерический визг. Не желая его слушать и, отключившись со всей злостью, какая наскреблась, кинула телефон в угол, расплакавшись ещё громче. Через минут десять он опять позвонил.
«Какая крепкая модель. После такого броска ещё и работает…», — промелькнуло в воспалённой голове.
— Лю, выключи свет, я поднимусь, слышу, ты ревёшь белугой.
— Дурак, белуга самая молчаливая рыба. А свет я не включала, чтоб ты знал. Но видеть тебя не желаю, понял?
— Понял. Светом не играйся.
Но сходу зайти не получилось. На площадке его поджидал выпрыгнувший из пояса терпения сосед Людмилы. Давно посматривающий в её сторону парень, хоть пока и без взаимности, но с надеждой, в этот раз сорвался. Завёл неизвестно откуда взявшийся странный ухажёр, появляющийся по ночам и никаких серьёзных планов на неё по — видимому не имеющей, мороча девке голову, ломал нагло всю его жизнь. Выждав момент, когда на площадке погаснет свет, а Пашка уже высмотрел, что именно так приходит к Люде кавалер. «Не иначе как женат. Наверняка прячется от соседей, чтоб не узнали и не настучали жене». — Прикину Павел, пробуя побороться за честь женщины и своё счастье. Он, приготовив фонарик, ждал его на площадке у лифта. Но тот проехал этажом выше, а потом сбежал. И тут малоприятный для него сюрприз — Павел у Людкиной двери. Ничего не понимая, Эд попробовал пройти мимо и спуститься ещё на этаж, но Пашка, преградил ему дорогу направив фонарь в лицо.
— Тебе что надо? — тихо, чтоб не услышала Люда, спросил Эдик непонятного парня.
— Мне вот эту бабу, — ткнул Пашка смело в дверь пальцем. — И я не боюсь сказать об этом и не прячусь позоря женщину ни от кого. А вот ты сюда шастать трус не будешь…
— Да, ну и кто мне запретит?
— Я жениться на ней хочу…,- обиженно пробурчал парень, — а ты мешаешь.
— Она-то знает об этом, мне, кажется, нет, — улыбнулся Эдик. — Это ты малость не с того начал. Надо было с ней переговорить.
— Если б ты не сунулся уговорил бы, у неё никого не было, а ты всё поломал. Так ведь балуешься, а у меня серьёзные намерения, баба хорошая.
— Интересный ты малый, у меня тоже серьёзные.
— Врёшь всё, я не слепой по ночам ходишь.
— Так работа у меня такая.
— Издеваешься. Хотел без драки по — хорошему, но такие субчики, как ты такого культурного обращения не понимают, — почесал он фонариком затылок. — Придётся врезать тебе для сообразительности. Извини фраерок.
Парень размахнулся, но врезать не получилось, Эдик отскочил. Парень с упорством повторил удар, Эд, заломив ему руки, шёпотом спросил:
— Ты из какой квартиры?
— Напротив, — прокряхтел парень.
— Я сейчас втолкну тебя домой, ты влетишь и больше выползать на площадку с глупостями не будешь. Понял?
Парень промолчал. Эдик, впихнув его в открытую дверь, придержал её коленом, пока дёргающий её парень, поутихнув там, не закрыл её на ключ изнутри. «Что ж мне в этом дворе так не везёт, непременно какой-нибудь дуремар прицепится. Хорошо хоть малышка вся в соплях и печали и ей не до шума на площадке».
Он открыл дверь, сразу наткнувшись на неё. Присев на корточки перед диванчиком, на котором она сидела с надутой, несчастной и зарёванной физиономией, взял её пальчики в свои руки и спросил:
— Эй, заяц, что произошло?
— Ты мерзавец…
— Вот это да! Я весь в догадках.
— Ничего не произошло. И тебя моя жизнь не касается.
— Я так тебе и поверил. Учитывая, что всхлипы слышны аж на площадке. Что за трагедия? Тебя обидел твой большой босс?
— Никто меня не трогал, оставь меня в покое. Не хочу никого видеть.
— Ты вроде как на шоу ходила, а не на трагедию, откуда рёв такой?
— Отстань, видеть тебя не хочу.
— Уже слышал, не старайся так. А ну-ка пойдём, покупаемся, выпьем коньячку, я у тебя в шкафчике видел и отдохнём, — подхватив её на руки, он отнёс рвущуюся из рук женщину в комнату. Рассказывая анекдоты, раздел всё ещё отбрыкивающееся тело.
— Теперь поехали освежаться. Что ж там такое спел Леонтьев, что тебя так расстроило?
Она вдруг прижалась к нему.
— Он то тут вообще не при чём. Давай ты перестанешь меня мучить и сбросишь чадру. Я правда больше так не могу. Я жить хочу… как все…
— Опять?
— Тогда я выйду замуж за генерального…
— А он тебе предлагал?
— Тоже верно, нет. Можно за Руслана, тот возьмёт.
— Эй, и не думай, а как же тайна жрецов. И вспомни, ты уже раз не за того пошла замуж, чем это кончилось. Зачем же ещё одного мужика гробить их у нас в стране и так большой не добор.
— Не путай меня, ты же смеялся над этим, не веря мне.
— Малыш, а кто у тебя в соседях живёт?
— Люди.
— А здоровый там такой есть «людя» — это кто?
— Тебе зачем?
— Интересно.
— Пашка. Фуры гоняет. Хороший мужик. С матерью живёт. Вот, кстати, она меня за него постоянно сватает. Хорошо, что напомнил. Захочу и пойду за него.
— Завтра хотеть будешь, а сейчас пей коньяк. Давай не смотри перед собой, всё равно ничего не видно. Рюмку я у твоих губ держу, не кочевряжься.
— Не буду, не люблю.
— Врачи зря не порекомендуют, пей.
Люда глотнула и, задохнувшись, долго откашливалась, Эдик, подождав пока она, придёт в норму, запрокинув ей голову, нажал на губы с двух сторон, вылив ей содержимое рюмки в раскрывшийся рот, облизнув его, поцеловал. Она, вырвавшись, забарабанила кулачками ему в грудь. Потом отвернулась от него, долго укладывалась, отодвигаясь и, в конечном итоге захныкала.
— О, а это что? — оторопел он.
— Я никому не нужна, никому нет дела до меня…
— Да неужели, а я? — хмыкнул он.
— Тебе в первую очередь. От меня нужно только тело, а я выброшенный цветок…
— Кончай сопливиться, я весь платок свой на тебя извёл. Какая-то мышиная возня получается. Завтра будешь страшная с опухшими глазами и красным носом. Представь, как посмотрят в отделе, что скажут подружки, а твои оба кавалера, вообще от тебя отвернуться. — Посмеивался он, целуя её в мокрые глаза. — Поплакала маленько, пожалела себя и хватит. Иди, ко мне, теперь я тебя приголублю, поглажу и погрею.