Шуры-муры с призраком

Донцова Дарья

Раненый говорил тихо, но внятно. Он рассказал, что сбил человека за деньги, а потом покончил с собой, так как смертельно болен, ужасный поступок он совершил не из корысти, а ради жены Лауры: та не должна жить в нищете. Рассказал про бандероль и ключ.

– Батюшка, отпустите мне грехи, – повторял шофер, – зайдите к моей жене, скажите, что я только ради нее… пусть ключ бережет… его бандеролью доставят. Банк называется «ОКНАМ», номер ячейки семь, паспорт… в сумке… адрес… мой…

Водитель всхлипнул и замолк, Шнапси понял: кающийся грешник скончался.

Ремонтная

улица по-прежнему оставалась пустой, клиенты «Ликси» входят в клуб с заднего хода, а он выходит в Соснин переулок. «Скорой» не было ни видно, ни слышно. Игорь открыл сумку, лежащую на переднем сиденье, вынул из нее паспорт, быстро сфотографировал своим телефоном страницу с пропиской и ушел.

Артемьев умолк.

– Для вызова помощи вы воспользовались трубкой водителя? – уточнил Бунин. – Почему?

Игорь сдвинул брови.

– Мой сотовый отключили, деньги на счету закончились.

– Экстренные вызовы можно делать с нулевым балансом, – напомнила я.

– Ну… ну зачем со своего номера звонить? – признался Шнапси. – Еще вычислят его, пристанут с вопросами. Когда я уходить собрался, вспомнил, что трубку держал, подумал, полиция приедет, начнет все осматривать, забрал сотовый и выбросил его в отбросы на кухне клуба. На всякий случай перестраховался, не хотел неприятностей. Я решил съездить к жене мужика.

– Понятно, – глубокомысленно произнес Роман.

– Нет, нет, нет, – испугался Шнапси, – вы неверно думаете. Я не убийца. Народ считает, что санитарами в морге психи работают, некрофилы, маньяки, но это не так. Мы нормальные люди, просто там деньги платят, родственники покойных чаевые дают, и с мертвыми дело лучше иметь, чем с живыми. Я одно время в больнице служил, вот где нахлебался от пациентов, ни от кого хорошего слова не слышал, одну брань…

– Давайте вернемся к вашему посещению квартиры Кривоносовой, – остановила я причитания Шнапси.

– Сейчас все выложу, одну правду, ничего не скрою, – явно волнуясь, произнес стриптизер. – Водички не дадите? Во рту пересохло.

Костин протянул ему пластиковую бутылку.

Игорь сделал несколько глотков, вытер рот тыльной стороной ладони и продолжил каяться.

На тот вечер у Шнапси имелись большие планы. В своей квартире Артемьев очутился под утро, свалился в кровать, проспал до обеда, проснулся с жутким похмельем и промаялся до вечера, пытаясь прийти в себя с помощью испытанных народных средств. Ко вдове он отправился на следующий день около полудня.

Номера ее телефона Шнапси не знал, но подумал, что тетка, у которой позавчера погиб муж, должна лежать в кровати и рыдать. Но он ошибся, Лауры дома не оказалось. Игорь постоял на лестнице, потом решил заявиться завтра. На следующий день в районе одиннадцати утра Игорь опять очутился в подъезде, хотел позвонить в дверь и увидел, что она не заперта.

Артемьев тихо вошел внутрь и спросил:

– Ау, хозяйка! Вы тут?

Никто не ответил, Шнапси заглянул в комнату. Он не собирался убивать Лауру, у него был вполне мирный план. Он предполагал сказать хозяйке: «Я в курсе, что ваш муж совершил наезд за деньги, давайте мне сто тысяч, и никто правду не узнает».

– Благородно, – снова не выдержал Бунин, – ты решил оставить Кривоносовой треть барыша. Да ты джентльмен.

Мне очень захотелось треснуть Романа по затылку, а Костин наклонил голову и попросил компьютерщика:

– Сходи к Глаголевой.

– Зачем? – спросил начальник техотдела.

Володя посмотрел на Бунина.

– Иди, она все объяснит.

– Ладно, – без особой охоты согласился Роман и наконец-то покинул кабинет.

– Тетка уже была мертвой, – сказал Шнапси, – я сразу понял, что на диване неживой человек.

– И как вы поступили? – заинтересовался Костин.

Шнапси сложил руки на груди.

– Если человек копыта отбросил, бабло ему не понадобится. Квартира маленькая, такую быстро осмотреть можно. Я залез в тумбочку, там ничего хорошего не было. Полку изучил, на ней модели машин стояли, какая-то плюшевая игрушка сидела, потискал ее, но внутри только мягкая набивка прощупывалась. Потом подумал, что женщины часто дорогие вещи около себя прячут. Я иногда на труповозке катаюсь, приедешь забирать покойницу, поднимешь ее с постели, а под подушкой деньги или золотая цепочка лежит. Глупо, конечно, но я не один раз на «клад» натыкался. Ну и решил в койке пошарить.

– А что было в тумбочке? – притормозила я Шнапси. – Можете предметы перечислить?

Артемьев пожевал нижнюю губу.

– В ящике была всякая лабудень, заколки, пульт от телика, календарик, носовые платки, ватные диски. Внизу, на полке, газеты разные, сборники кроссвордов, книжка какая-то растрепанная. Сверху будильник стоял, салфетка лежала кружевная, у меня мать такие из ниток вязала. Жесть.

– Похоже, у вас хорошая память, – похвалил его Костин. – Лекарств не видели?

– На память не жалуюсь, – гордо ответил стриптизер, – я артист, приходится текст наизусть заучивать. У всех, кто на сцене выступает, с памятью проблем нет, потому что мы постоянно тренируемся. Не, медикаментов не углядел.

– Белая коробка с красными полосами, на ней нарисована голова с облачком, внутри которого буквы «ZZZ», – подхватила я.

– А-а-а! «Дорминочь», – сообразил Шнапси, – суперское лекарство, сам покупал его, да все классное из продажи исчезает. Нет, снотворное точно не валялось, я бы его взял. Зачем оно мертвецу? А мне пригодилось бы.

Я не стала комментировать замечание Игоря.

– Стакан заметили?

– Возле часов стоял пустой, из него ложка торчала, – подтвердил Артемьев.

– Чистый?

Шнапси пожал плечами:

– На вид да, а там кто знает, я не трогал его.

– Жвачку видели? Ее к стакану приклеили? – не останавливалась я.

– Фу-у! Блевотина! Тем, кто так поступает, надо руки оторвать, – передернулся санитар, – небрезгливый я совсем. Но две вещи видеть не могу: чужие волосы в стоке рукомойника и обжевыш! Нет. На стакане ничего не было.

– Чем пахло в комнате? – задал вопрос Костин.

– Ничем, – удивился Артемьев, – типа чужой квартирой, может, какой-то едой дешевой.